ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ
именитый купец.
жена его.
дочь его от первой жены.
приказчик Курослепова (по дому).
приказчик (по лавке).
сын недавно разорившегося купца.
дальний родственник Курослепова, живет в дворниках.
Двор: направо от зрителей крыльцо хозяйского дома, рядом дверь в комнату, где живут приказчики; налево флигелек, перед ним звено забора, перед флигелем кусты, большое дерево, стол и скамья, на заднем плане ворота.
Летний вечер, восьмой час.
Действие происходит лет 30 назад в уездном городе Калинове.*
Эскиз декорации к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Гаврило (сидит на скамье с гитарой),
Силан (с метлой стоит подле).
К У Д Р Я Ш. А что?
К У Л И Г И Н. Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.
К У Д Р Я Ш. Нешто́!
К У Л И Г И Н. Восторг! А ты: «нешто́!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита.
К У Д Р Я Ш. Ну, да ведь с тобой что толковать! Ты у нас антик*, химик*!
К У Л И Г И Н. Механик, самоучка-механик.
К У Д Р Я Ш. Всё одно.
Молчание.
К У Л И Г И Н (показывая в сторону). Посмотри-ка, брат Кудряш, кто это там так руками размахивает?
К У Д Р Я Ш. Это? Это — Дико́й племянника ругает.
К У Л И Г И Н. Нашёл место!
Эскиз костюма Кулигина к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Ш А П К И Н. Уж такого-то ругателя, как у нас Савёл Прокофьич, поискать ещё! Ни за что человека оборвёт.
К У Д Р Я Ш. Пронзительный мужик!
Ш А П К И Н. Хороша тоже и Кабаниха.
К У Д Р Я Ш. Ну, да та хоть, по крайности, всё под видом благочестия, а этот как с цепи сорвался!
Ш А П К И Н. Унять-то его некому, вот он и воюет!
К У Д Р Я Ш. Мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили.
Ш А П К И Н. А что бы вы сделали?
К У Д Р Я Ш. Постращали бы хорошенько.
Ш А П К И Н. Как это?
К У Д Р Я Ш. Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шёлковый сделался. А про нашу науку-то и не пикнул бы никому, только бы ходил да оглядывался.
Ш А П К И Н. Недаром он хотел тебя в солдаты-то отдать*.
Эскиз костюма Кудряша к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Ш А П К И Н. Ой ли?
К У Д Р Я Ш. Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Стало быть, я ему нужен. Ну, значит, я его и не боюсь, а пущай же он меня боится.
Ш А П К И Н. Уж будто он тебя и не ругает?
К У Д Р Я Ш. Как не ругать! Он без этого дышать не может. Да не спускаю и я: он — слово, а я — десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.
К У Л И Г И Н. С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть.
К У Д Р Я Ш. Ну, вот, коль ты умён, так ты его прежде учливости-то* выучи, да потом и нас учи! Жаль, что дочери-то у него подростки, больших-то ни одной нет.
Ш А П К И Н. А то что бы?
К У Д Р Я Ш. Я б его уважил. Больно лих я на девок-то!
Проходят Дикой и Борис, Кулигин снимает шапку.
Ш А П К И Н (Кудряшу). Отойдем к сторонке: ещё привяжется, пожалуй.
Отходят.
Эскиз костюма Шапкина к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Д И К О Й. Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал?! Дармоед! Пропади ты пропадом!
Б О Р И С. Праздник; что дома-то делать!
Д И К О Й. Найдешь дело, коль захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «Не смей мне навстречу попадаться»; тебе всё неймется! Мало тебе места-то? Куда ни поди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб, стоишь-то? Тебе говорят аль нет?
Б О Р И С. Я и слушаю, что ж мне делать ещё!
Д И К О Й (посмотрев на Бориса). Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом*. (Уходя.) Вот навязался! (Плюёт и уходит.)
Эскиз костюма Дикого к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Эскиз декорации «Общественный сад на высоком берегу Волги» к неосуществленной постановке спектакля «Гроза». 1920 г. Художник Б. М. Кустодиев. Из частного собрания.
Кулигин, Борис, Кудряш и Шапкин.
Б О Р И С. Уж какая охота, Кулигин! Неволя.
К У Л И Г И Н. Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить? Коли можно, сударь, так скажите нам.
Б О Р И С. Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?
К У Л И Г И Н. Ну, как не знать!
К У Д Р Я Ш. Как не знать!
Б О Р И С. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной*. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с роднёй, уж очень ей дико казалось.
К У Л И Г И Н. Ещё бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.
Б О Р И С. Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию*, а сестру в пансион*, да оба вдруг и умерли в холеру*, мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам выплатил часть, какую следует, когда мы придём в совершеннолетие*, только с условием.
Эскиз костюма Бориса к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К У Л И Г И Н. С каким же, сударь?
Б О Р И С. Если мы будем к нему почтительны.
К У Л И Г И Н. Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.
Б О Р И С. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, надругается всячески, как его душе угодно, а кончит всё-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да ещё станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.
К У Д Р Я Ш. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?
Б О Р И С. Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен!»
К У Л И Г И Н. Значит, сударь, плохо ваше дело.
Б О Р И С. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил всё да уехал. А то сестру жаль. Он было и её выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно.
Эскиз костюма Кулигина. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К У Л И Г И Н. Как же вы у него живёте, сударь, на каком положении?
Б О Р И С. Да ни на каком. «Живи, говорит, у меня, делай, что прикажут, а жалованья, что положу». То есть через год разочтёт, как ему будет угодно.
К У Д Р Я Ш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, говорит, почём знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать! А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только ещё он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
К У Л И Г И Н. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь.
Б О Р И С. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне?
К У Д Р Я Ш. Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчёта без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Б О Р И С. Тётка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите!»
Эскиз костюма Бориса к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Ш А П К И Н. Одно слово: воин!
К У Д Р Я Ш. Ещё какой воин-то!
Б О Р И С. А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет; тут уж домашние держись!
К У Д Р Я Ш. Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал. Вот чудеса-то творил!
Б О Р И С. А каково домашним-то было! После
этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам.
К У Л И Г И Н. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся?
Проходят несколько лиц в глубине сцены.
К У Д Р Я Ш. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то?
Кланяются и уходят.
Эскиз костюма Шапкина к спектаклю «Гроза» Театра Суходольских (Московского драматического театра). 1915 г. Художник В. А. Симов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Эскиз декорации к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Б О Р И С. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.
К У Л И Г И Н. И не привыкнете никогда, сударь.
К У Л И Г И Н. Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной* не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савёл Прокофьич, городничему* отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтёт. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, говорит, Савёл Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных,* таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое истеряно. А те им за малую благостыню* на гербовых листах* злостные кляузы строчат на ближних. И начнётся у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся, судятся здесь да в губернию* поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: водят их, водят, волочат их, волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, говорит, потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить...
Эскиз костюма Кулигина к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Б О Р И С. А вы умеете стихами?
К У Л И Г И Н. По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова*, Державина*... Мудрец был Ломоносов, испытатель природы... А ведь тоже из нашего, из простого звания.
Б О Р И С. Вы бы и написали. Это было бы интересно.
К У Л И Г И Н. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достаётся; да не могу, люблю разговор рассыпать! Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже есть что послушать.
Входят Феклуша и другая женщина.
Ф Е К Л У Ш А. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле* живёте! И купечество всё народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростью и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлышко! За наше неоставление* им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Уходят.
Б О Р И С. Кабановых?
К У Л И Г И Н. Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.
Молчание.
Только б мне, сударь, перпету-мобиль* найти!
Б О Р И С. Что ж бы вы сделали?
К У Л И Г И Н. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги для общества и употребил, для поддержки. Работу надо дать мещанству-то*. А то руки есть, а работать нечего.
Б О Р И С. А вы надеетесь найти перпетуум-мобиле?
К У Л И Г И Н. Непременно, сударь! Вот только бы теперь на модели деньжонками раздобыться. Прощайте, сударь! (Уходит.)
Эскиз костюма Феклуши к спектаклю «Гроза» Малого театра (Москва). 1974 г. Художник В. Я. Левенталь. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
С противоположной стороны входят Кабанова, Кабанов, Катерина и Варвара.
Кабанова, Кабанов, Катерина и Варвара.
К А Б А Н О В. Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!
К А Б А Н О В А. Не очень-то нынче старших уважают.
В А Р В А Р А (про себя). Не уважишь тебя, как же!
К А Б А Н О В. Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг.
К А Б А Н О В А. Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не сдыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят.
К А Б А Н О В. Я, маменька...
К А Б А Н О В А. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А, как ты думаешь?
К А Б А Н О В. Да когда же я, маменька, не переносил от вас?
К А Б А Н О В А. Мать стара, глупа; ну, а вы, молодые люди, умные, не должны с нас, дураков, и взыскивать.
К А Б А Н О В (вздыхая, в сторону). Ах ты, господи! (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!
Эскиз костюма Кабанихи к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К А Б А Н О В А. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, всё думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не даёт, со свету сживает. А сохрани господи, каким-нибудь словом снохе* не угодить, ну и пошёл разговор, что свекровь заела совсем.
К А Б А Н О В. Нешто, маменька, кто говорит про вас?
К А Б А Н О В. Да отсохни язык...
К А Б А Н О В А. Полно, полно, не божись! Грех! Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор как женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.
К А Б А Н О В. В чем же вы, маменька, это видите?
К А Б А Н О В А. Да во всём, мой друг! Мать чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли, отводит от меня, уж не знаю.
К А Б А Н О В. Да нет, маменька! Что вы, помилуйте!
К А Т Е Р И Н А. Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты, да и Тихон тоже тебя любит.
К А Б А Н О В А. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь.
Эскиз костюма Катерины к неосуществленной постановке спектакля «Гроза». 1920 г. Художник Б. М. Кустодиев.
К А Т Е Р И Н А. Ты про меня, маменька, напрасно это говоришь. Что при людях, что без людей, я все одна, ничего я из себя не доказываю.
К А Б А Н О В А. Да я об тебе и говорить не хотела; а так, к слову пришлось.
К А Т Е Р И Н А. Да хоть и к слову, за что ж ты меня обижаешь?
К А Б А Н О В А. Эка важная птица! Уж и обиделась сейчас.
К А Т Е Р И Н А. Напраслину-то терпеть кому ж приятно!
К А Б А Н О В А. Знаю я, знаю, что вам не по нутру мои слова, да что ж делать-то, я вам не чужая, у меня об вас сердце болит. Я давно вижу, что вам воли хочется. Ну что ж, дождётесь, поживёте и на воле, когда меня не будет. Вот уж тогда делайте что хотите, не будет над вами старших. А может, и меня вспомянете.
К А Б А Н О В. Да мы об вас, маменька, денно и нощно Бога молим, чтобы вам, маменька, Бог дал здоровья и всякого благополучия и в делах успеху.
К А Б А Н О В А. Ну, полно, перестань, пожалуйста. Может быть, ты и любил мать, пока был холостой. До меня ли тебе: у тебя жена молодая.
К А Б А Н О В. Одно другому не мешает-с: жена само по себе, а к родительнице я само по себе почтение имею.
Эскиз костюма Варвары. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К А Б А Н О В. Да для чего ж мне менять-с? Я обеих люблю.
К А Б А Н О В А. Ну да, так и есть, размазывай! Уж я вижу, что я вам помеха.
К А Б А Н О В. Думайте как хотите, на всё есть ваша воля; только я не знаю, что я за несчастный такой человек на свет рождён, что не могу вам угодить ничем.
К А Б А Н О В А. Что ты сиротой-то прикидываешься? Что ты нюни-то распустил? Ну какой ты муж? Посмотри ты на себя! Станет ли тебя жена бояться после этого?
К А Б А Н О В. Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит.
К А Б А Н О В А. Как зачем бояться! Как зачем бояться! Да ты рехнулся, что ли? Тебя не станет бояться, меня и подавно. Какой же это порядок-то в доме будет? Ведь ты, чай, с ней в законе живёшь. Али, по-вашему, закон ничего не значит? Да уж коли ты такие дурацкие мысли в голове держишь, ты бы при ней-то, по крайней мере, не болтал да при сестре, при девке; ей тоже замуж идти: этак она твоей болтовни наслушается, так после муж-то нам спасибо скажет за науку. Видишь ты, какой ещё ум-то у тебя, а ты еще хочешь своей волей жить.
Эскиз костюма Кабанихи. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К А Б А Н О В А. Так, по-твоему, нужно все лаской с женой? Уж и не прикрикнуть на неё и не пригрозить?
К А Б А Н О В. Да я, маменька...
К А Б А Н О В А (горячо). Хоть любовника заводи! А? И это, может быть, по-твоему, ничего? А? Ну, говори!
К А Б А Н О В. Да, ей-богу, маменька...
К А Б А Н О В А (совершенно хладнокровно). Дурак! (Вздыхает.) Что с дураком и говорить! Только грех один!
Молчание.
Я домой иду.
К А Б А Н О В. И мы сейчас, только раз-другой по бульвару пройдём.
К А Б А Н О В А. Ну, как хотите, только ты смотри, чтобы мне вас не дожидаться! Знаешь, я не люблю этого.
К А Б А Н О В. Нет, маменька, сохрани меня господи!
К А Б А Н О В А. То-то же! (Уходит.)
Эскиз костюма Тихона. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Те же, без Кабановой.
К А Т Е Р И Н А. Чем же я-то виновата?
К А Б А Н О В. Кто ж виноват, я уж не знаю,
В А Р В А Р А. Где тебе знать!
К А Б А Н О В. То всё приставала: «Женись да женись, я хоть бы поглядела на тебя на женатого». А теперь поедом ест, проходу не даёт — всё за тебя.
В А Р В А Р А. Так нешто она виновата? Мать на неё нападает, и ты тоже. А еще говоришь, что любишь жену. Скучно мне глядеть-то на тебя! (Отворачивается.)
К А Б А Н О В. Толкуй тут! Что ж мне делать-то?
В А Р В А Р А. Знай своё дело — молчи, коли уж лучше ничего не умеешь. Что стоишь — переминаешься? По глазам вижу, что у тебя и на уме-то.
К А Б А Н О В. Ну, а что?
В А Р В А Р А. Известно, что. К Савёлу Прокофьичу хочется, выпить с ним. Что, не так, что ли?
К А Б А Н О В. Угадала, брат.
К А Т Е Р И Н А. Ты, Тиша, скорей приходи, а то маменька опять браниться станет.
В А Р В А Р А. Ты проворней, в самом деле, а то знаешь ведь!
К А Б А Н О В. Уж как не знать!
Эскиз костюма Тихона к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
В А Р В А Р А. Нам тоже невелика охота из-за тебя брань-то принимать.
К А Б А Н О В. Я мигом. Подождите! (Уходит.)
Катерина и Варвара.
К А Т Е Р И Н А. Так ты, Варя, жалеешь меня?
В А Р В А Р А (глядя в сторону). Разумеется, жалко.
К А Т Е Р И Н А. Так ты, стало быть, любишь меня? (Крепко целует.)
В А Р В А Р А. За что ж мне тебя не любить-то.
К А Т Е Р И Н А. Ну, спасибо тебе! Ты милая такая, я сама тебя люблю до смерти.
Молчание.
Знаешь, мне что в голову пришло?
В А Р В А Р А. Что?
К А Т Е Р И Н А. Отчего люди не летают?
В А Р В А Р А. Я не понимаю, что ты говоришь.
К А Т Е Р И Н А. Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К А Т Е Р И Н А (вздыхая). Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.
В А Р В А Р А. Ты думаешь, я не вижу?
К А Т Е Р И Н А. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдём с маменькой в церковь, все и странницы, — у нас полон дом был странниц* да богомолок*. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом*, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития* разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!
В А Р В А Р А. Да ведь и у нас то же самое.
К А Т Е Р И Н А. Да здесь всё как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идёт, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Театра Суходольских (Московского драматического театра). 1915 г. Художник В. А. Симов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
В А Р В А Р А. А что же?
К А Т Е Р И Н А (помолчав). Я умру скоро.
В А Р В А Р А. Полно, что ты!
К А Т Е Р И Н А. Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или... уж и не знаю.
В А Р В А Р А. Что же с тобой такое?
Эскиз костюма Варвары к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
В А Р В А Р А. Что с тобой? Здорова ли ты?
К А Т Е Р И Н А. Здорова... Лучше бы я больна была, а то нехорошо. Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться — не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие. И то мне представляется, что мне самое себе совестно сделается. Что со мной? Перед бедой перед какой-нибудь это! Ночью, Варя, не спится мне, все мерещится шёпот какой-то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубь воркует. Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы, а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду...
В А Р В А Р А. Ну?
К А Т Е Р И Н А. Да что же это я говорю тебе: ты — девушка.
В А Р В А Р А (оглядываясь). Говори! Я хуже тебя.
К А Т Е Р И Н А. Ну, что ж мне говорить? Стыдно мне.
В А Р В А Р А. Говори, нужды нет!
К А Т Е Р И Н А. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придёт на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке* на хорошей, обнявшись...
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
К А Т Е Р И Н А. А ты почём знаешь?
В А Р В А Р А. Еще бы не знать!
К А Т Е Р И Н А. Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другого люблю?
В А Р В А Р А. Что мне тебя судить! У меня свои грехи есть.
К А Т Е Р И Н А. Что же мне делать! Сил моих не хватает. Куда мне деваться; я от тоски что-нибудь сделаю над собой!
В А Р В А Р А. Что ты! Что с тобой! Вот погоди, завтра братец уедет, подумаем; может быть, и видеться можно будет.
К А Т Е Р И Н А. Нет, нет, не надо! Что ты! Что ты! Сохрани господи!
В А Р В А Р А. Чего ты испугалась?
К А Т Е Р И Н А. Если я с ним хоть раз увижусь, я убегу из дому, я уж не пойду домой ни за что на свете.
В А Р В А Р А. А вот погоди, там увидим.
К А Т Е Р И Н А. Нет, нет, и не говори мне, я и слушать не хочу.
В А Р В А Р А. А что за охота сохнуть-то! Хоть умирай с тоски, пожалеют, что ль, тебя! Как же, дожидайся. Так какая ж неволя себя мучить-то!
Входит Барыня с палкой и два лакея в треугольных шляпах сзади.
Эскиз костюма Варвары к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Те же и Барыня.
Б А Р Ы Н Я. Что, красавицы? Что тут делаете? Молодцов поджидаете, кавалеров? Вам весело? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот красота-то куда ведёт. (Показывает на Волгу.) Вот, вот, в самый омут.
Варвара улыбается.
Что смеётесь! Не радуйтесь! (Стучит палкой.) Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой. (Уходя.) Вон, вон куда красота-то ведет! (Уходит.)
Эскиз костюма Сумасшедшей Барыни. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Катерина и Варвара.
В А Р В А Р А. На свою бы тебе голову, старая карга!
К А Т Е Р И Н А. Что она сказала такое, а? Что она сказала?
В А Р В А Р А. Вздор всё. Очень нужно слушать, что она городит. Она всем так пророчит. Всю жизнь смолоду-то грешила. Спроси-ка, что об ней порасскажут! Вот умирать-то и боится. Чего сама-то боится, тем и других пугает. Даже все мальчишки в городе от нее прячутся, грозит на них палкой да кричит (передразнивая): «Все гореть в огне будете!»
К А Т Е Р И Н А (зажмурившись). Ах, ах, перестань! У меня сердце упало.
В А Р В А Р А. Есть чего бояться! Дура старая...
К А Т Е Р И Н А. Боюсь, до смерти боюсь. Все она мне в глазах мерещится.
Молчание.
В А Р В А Р А (оглядываясь). Что это братец нейдёт, вон, никак, гроза заходит.
К А Т Е Р И Н А (с ужасом). Гроза! Побежим домой! Поскорее!
В А Р В А Р А. Что ты, с ума, что ли, сошла? Как же ты без братца-то домой покажешься?
К А Т Е Р И Н А. Нет, домой, домой! Бог с ним!
Эскиз костюма Барыни к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
В А Р В А Р А. Да что ты уж очень боишься: еще далеко гроза-то.
К А Т Е Р И Н А. А коли далеко, так, пожалуй, подождём немного; а право бы, лучше идти. Пойдем лучше!
В А Р В А Р А. Да ведь уж коли чему быть, так и дома не спрячешься.
К А Т Е Р И Н А. Да всё-таки лучше, все покойнее: дома-то я к образам да Богу молиться!
В А Р В А Р А. Я и не знала, что ты так грозы боишься. Я вот не боюсь.
К А Т Е Р И Н А. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьёт тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, — вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! Страшно вымолвить!
Гром.
Ах!
Кабанов входит.
В А Р В А Р А. Вот братец идёт. (Кабанову.) Беги скорей!
Гром.
К А Т Е Р И Н А. Ах! Скорей, скорей!
Эскиз костюмов Лакеев Сумасшедшей Барыни к спектаклю «Гроза» Александринского театра. 1916 г. Художник А. Я. Головин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
