ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ
именитый купец.
жена его.
дочь его от первой жены.
приказчик Курослепова (по дому).
сын недавно разорившегося купца.
приказчик (по лавке).
дальний родственник Курослепова, живёт в дворниках.
Двор: направо от зрителей крыльцо хозяйского дома, рядом дверь в комнату, где живут приказчики; налево флигелёк, перед ним звено забора, перед флигелем кусты, большое дерево, стол и скамья, на заднем плане ворота.
Летний вечер, восьмой час.
Действие происходит лет 30 назад* в уездном городе Калинове.*
Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце». 1943 г. Художник А. Н. Самохвалов.
Из фондов Тверского объединённого музея.
Гаврило (сидит на скамье с гитарой),
Силан (с метлой стоит подле).
Г А В Р И Л О. Слышал.
С И Л А Н. Вот она где у меня сидит, пропажа эта. По этому случаю, теперь, братцы мои — господа приказчики, у меня чтоб аккуратно: в девятом часу чтоб дома, и ворота на запор. А уж это, чтоб по ночам через забор лазить, — уж это заведение надо вам бросить; а то сейчас за ворот, да к хозяину.
Г А В Р И Л О. Чудак ты человек, да коли нужно.
С И Л А Н. Мое дело: было б сказано, а там, как знаете! Я теперь необнаковенно зол, вот как зол, беда!
Гаврило бренчит на гитаре. Силан молча смотрит ему на руки.
Доходишь?
Г А В Р И Л О. Дохожу помаленьку. (Поет и аккомпанирует себе):
Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого,
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно.*
С И Л А Н. Песня важная.
Г А В Р И Л О. Песня расчудесная, в какой хочешь компании пой; только вот перебор... смотри хорошенько! Видишь? Не выходит, да и на поди!
С И Л А Н. Я так полагаю, друг любезный, тебе это самое занятие лучше бросить.
Эскиз костюма Гаврилы к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1930-е гг. Художник Е. М. Бебутова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
С И Л А Н. Много тебе муки мученицкой за него.
Г А В Р И Л О. Мука-то ничего, а убытку много, это верно; потому гитара струмент ломкий.
С И Л А Н. Ежели её с маху да об печку, тут ей и конец.
Г А В Р И Л О. Конец, братец ты мой, конец, плакали денежки.
С И Л А Н. Об печку? А? Придумал же хозяин экую штуку; как увидит эту самую гитару и сейчас её об печку! Чудно!
Г А В Р И Л О (со вздохом). Не всё об печку, дядюшка Силантий, две об голову мою расшиб.
С И Л А Н. И довольно это, должно быть, смешно; потому гул по всему дому.
Г А В Р И Л О. Кому смешно, а мне...
С И Л А Н. Больно? Само собой, если краем...
Г А В Р И Л О. Ну, хоть и не краем... Да уж я за этим не гонюсь, голова-то у меня своя, не купленая; а за гитары-то я деньги плачу.
С И Л А Н. И то правда. Голова-то поболит, поболит, да и заживёт; а гитару-то уж не вылечишь.
Г А В Р И Л О. А что, не убираться ли мне! Как бы хозяин не увидал.
Эскиз костюма Силана к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1930-е гг. Художник Е. М. Бебутова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
С И Л А Н. Нет! Где! Он спит по обнаковению. Ночь спит, день спит; заспался совсем, уж никакого понятия нету ни к чему; под носом у себя не видит, спросонков-то. Что наяву с ним было, что во сне видит, всё это вместе путает; и разговор станет у него не явственный, только мычит; ну, а потом обойдётся, ничего.
Г А В Р И Л О (громко поет):
Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого,
Курослепов выходит на крыльцо.
С И Л А Н. Постой-ка! Никак вышел! И то! Уходи от греха! Или стой! Притулись тут; он дальше крыльца не пойдёт, потому ленив.
Гаврило прячется.
Бьют часы городские.
Двор дома купца Курослепова. Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце». 1949 г. Художник Е. Е. Бургулов. Из фондов Музея при Российской академии художеств.
Часы, пробив восемь, перестают.
Только? Пятнадцать!.. Боже мой, боже мой! Дожили! Пятнадцать! До чего дожили! Пятнадцать. Да ещё мало по грехам нашим! Ещё то ли будет! Ежели пойти выпить для всякого случаю? Да, говорят, в таком разе хуже, а надо чтобы человек с чистой совестью... (Кричит.) Силантий, эй!..
С И Л А Н. Не кричи, слышу.
К У Р О С Л Е П О В. Где ты пропадаешь? Этакое дело начинается...
С И Л А Н. Нигде не пропадаю, тут стою, тут, тебя берегу.
К У Р О С Л Е П О В. Слышал часы?
С И Л А Н. Ну, так что ж?
К У Р О С Л Е П О В. То-то, мол! Живы ещё все покудова?
С И Л А Н. Кто?
К У Р О С Л Е П О В. Домочадцы и все православные христиане?
С И Л А Н. Ты очувствуйся! Умойся поди!
К У Р О С Л Е П О В. Источники водные ещё не иссяклись?
С И Л А Н. Нет. С чего им?
К У Р О С Л Е П О В. А где же теперь жена?
С И Л А Н. В гости ушла.
К У Р О С Л Е П О В. Вот этакий теперь случай; она должна при муже.
Эскиз костюма Курослепова к спектаклю «Горячее сердце» Казанского Большого драматического театра им. В. И. Качалова. 1943 г. Художник Г. М. Неменова. Из фондов Музея изобразительных искусств Республики Татарстан.
С И Л А Н. Ну, уж это её дело.
К У Р О С Л Е П О В. Какие гости! Нашла время! Страх этакий.
С И Л А Н. Какой?
К У Р О С Л Е П О В. Всем в услышание пятнадцать-то часов било.
С И Л А Н. Ну, пятнадцать, не пятнадцать, а девятый час это точно... ужинать теперь бы самое время, да опять спать.
К У Р О С Л Е П О В. Ты говоришь, ужинать?
С И Л А Н. Да, уж это беспременно. Уж ежели что положенное, без того нельзя.
К У Р О С Л Е П О В. Так это, значит, мы вечером?
С И Л А Н. Вечером.
К У Р О С Л Е П О В. И всё, как бывает завсегда? Ничего такого?
С И Л А Н. Да чему же?
К У Р О С Л Е П О В. А я было как испугался! Мало ли я тут, сидя, чего передумал. Представилось мне, что последний конец начинается. Да ведь и то сказать, долго ли.
С И Л А Н. Что толковать.
К У Р О С Л Е П О В. В соборе* отошли?
С И Л А Н. Сейчас только.
К У Р О С Л Е П О В (запевает). Но, яко...* Ты ворота запер?
С И Л А Н. Запер.
К У Р О С Л Е П О В. Пойти посмотреть за тобой.
С И Л А Н. Пройдись малость, лучше тебе...
Эскиз костюма Силана к спектаклю «Горячее сердце» Казанского Большого драматического театра им. В. И. Качалова. 1943 г. Художник А. А. Осмеркин. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
К У Р О С Л Е П О В. Да, «пройдись малость»! Всё твоё несмотрение. Везде свой глаз нужен. У меня две тысячи рублей пропало. Шутка! Наживи поди!
С И Л А Н. А ты спи больше, так и всего обворуют.
К У Р О С Л Е П О В. Вам разве хозяйского жаль! Еще я с тобой... погоди.
С И Л А Н. Ну да, как же! Испугался! С меня взять нечего. Я свое дело делаю, я всю ночь хожу, опять же собаки... Я хоть к присяге*. Не токма что вор, муха-то не пролетит, кажется. У тебя где были деньги-то?
К У Р О С Л Е П О В. Не успел я в сундук-то убрать, под подушкой были, в чулки спрятаны.
Двор дома купца Курослепова. Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1926 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
С И Л А Н. Ну, кому же возможно, сам посуди! В чулки прячешь, — так вот ты чулки-то и допроси хорошенько!
К У Р О С Л Е П О В. Рассказывай. А вот взять тебя за волосы, да, как бабы белье полощут...
С И Л А Н. Руки коротки!
К У Р О С Л Е П О В. Опять же вина не наготовишься, целыми бутылями пропадает.
С И Л А Н. С того ищи, кто пьёт, а меня Бог миловал.
К У Р О С Л Е П О В. Кто бы это украл?
С И Л А Н. Диковина!
К У Р О С Л Е П О В. Уж, кажется, кабы...
С И Л А Н. Ну, да уж и я бы...
К У Р О С Л Е П О В (нараспев). Но, яко... Так ужинать, ты говоришь?
С И Л А Н. Одно дело.
К У Р О С Л Е П О В. Пойти приказать.
С И Л А Н. А что ж ворота?
К У Р О С Л Е П О В. После. Ты у меня... (Грозит.) Слушай! Я, брат, ведь нужды нет, что ты дядя. А у меня, чтоб всё, двери, замки, чтоб всё цело! Пуще глазу, как зеницу ока, береги. Мне из-за вас не разориться.
С И Л А Н. Ну, да уж и довольно! Сказано, и будет.
К У Р О С Л Е П О В. Где приказчики?
С И Л А Н. А кто их знает.
Эскиз костюма Курослепова к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1926 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
Силан, Гаврило и потом Вася Шустрый.
Г А В Р И Л О. Ушёл?
С И Л А Н. Ушёл. Вот теперь поужинает, да опять спать. А отчего это он спит так? Оттого, что капитал! А ты вот тут майся всю ночь. Награбил денег, а я ему их стереги! Две тысячи рублей! Легко сказать! От твоего, говорит, несмотрения! Каково мне на старости лет попрёки слушать! Уж, кажется, кабы мне этого вора! Уж я б ему!.. То есть, кажется, зубами бы загрыз! Ну, вот покажись теперь, вот так метлой прямо ему... (Увидав Васю, который показывается на заборе.) Постой, постой! Вот он! Погоди, дай ему с забору-то слезть. (Бросается на него с метлой.) Караул!
Двор дома купца Курослепова Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце» Театра К. Н. Незлобина (Москва). 1912 г. Художник Б. М. Кустодиев. Из фондов Вятского художественного музея им. В. М. и А. М. Васнецовых..
С И Л А Н (ухватив его за ворот). И то, никак, свой! О, чтоб тебя! Перепугал. Ты зачем же через забор-то? Кара...
В А С Я. Не кричи, сделай милость. Я к вам посидеть, больно скучно дома-то.
С И Л А Н. Коли ты к нам честью, на то есть ворота.
В А С Я. Ворота заперты, а стучать — пожалуй, хозяин услышит.
В А С Я. Сделай такую милость! Ведь ты меня знаешь; разве я в первый раз?
С И Л А Н. Знаю я, что ты и прежде через забор лазил, да раз на раз не приходит; прежде взыску не было, а теперь вон две тысячи рублей пропало. Вот оно что значит вас баловать!
В А С Я. Ведь не я украл, ты сам знаешь, какое ж мне до этого дело!
С И Л А Н (трясёт его за ворот). Тебе нет дела! — Тебе нет дела! Стало быть, я один за всех отвечай! Вам никому нет дела. Всё я! Вот ты у меня теперь запоешь! Караул!
Г А В Р И Л О. Да полно ты его мытарить-то.
С И Л А Н (Васе). Кланяйся в ноги!
Вася кланяется.
Вот так! (Берёт его за ворот.)
В А С Я. Зачем же ты меня опять за ворот-то взял?
С И Л А Н. Для всякой осторожности. Что, отец здоров?
В А С Я. Слава богу!
С И Л А Н. Знаю ведь я, зачем ты пришел; да нет её дома, в гости ушла.
Эскиз костюма Васи к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1930-е гг. Художник Е. М. Бебутова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
С И Л А Н. (держа его за ворот). В гости ушла, друг любезный. Вот погоди, придёт. Вот придёт, так повидайся, что ж!
В А С Я. Да полно тебе мудрить-то надо мной. Что ты меня за ворот-то держишь?
С И Л А Н. А вот что: не свести ли мне тебя к хозяину покудова?
В А С Я. Силантий Иваныч, есть ли на тебе крест?
С И Л А Н (отпускает). Ну, бог с тобой. Сиди здесь! Только чтоб честно и благородно; а ежели что, сейчас руки назад и к хозяину. Понял?
В А С Я. Что же мне понимать-то?
С И Л А Н. Ну, то-то же. Мне было б сказано. (Отходит и стучит в доску.)
Г А В Р И Л О. Что тебя не видать давно?
В А С Я. Недосужно было. Ну, Гаврик, какие я чудеса видел, так, кажется, всю жизнь не увидишь!
Г А В Р И Л О. Где ж это?
В А С Я. У Хлынова был.
Г А В Р И Л О. У подрядчика*?
В А С Я. Да. Он уж теперь подряды бросил.
Г А В Р И Л О. Разве у тебя уж делов теперь нет никаких?
В А С Я. Какие дела! Все врозь ползет, руки отваливаются. В люди идти не хочется от этакого-то капиталу; я тоже человек балованый...
Г А В Р И Л О. А ведь поневоле пойдешь, как есть-то нечего будет.
В А С Я. Ну, там что бог даст, а покуда погуляю.
Г А В Р И Л О. Что же ты, какие диковины видел у Хлынова?
Эскиз костюма Гаврилы к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1926 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
Г А В Р И Л О. А ведь из крестьян недавно.
Г А В Р И Л О. Да на что же пушку?
В А С Я. Как на что, чудак! По его капиталу необходимая это вещь. Как пьет стакан, сейчас стреляют, пьет другой — стреляют, чтобы все знали, какая честь ему передо всеми. Другой умрет, этакой чести не дождётся. Хоть бы денёк так пожил.
Г А В Р И Л О. Где уж нам! Ты моли бога, чтобы век работа была, чтобы сытым быть.
В А С Я. Ещё барин с ним. Он его из Москвы привез, за сурьезность к себе взял и везде возит с собой для важности. Барин этот ничего не делает и всё больше молчит, только пьет шампанское. И большое ему жалованье положено за вид только за один, что уж очень необыкновенные усы. Вот тоже этому барину житье, умирать не надо.
Г А В Р И Л О. Эх, брат Вася! Кому ты позавидовал! Нынче он этого барина шампанским поит, а завтра, может быть, надругается да прогонит. Хорошо, как деньжонки есть, а то и ступай пешком в Москву. А ты, хоть с грошом в кармане, да сам себе господин.
В А С Я. А то у него еще другой атютант* есть, здешний мещанин, Алистарх.
Г А В Р И Л О. Знаю.
Эскиз костюма Хлынова к спектаклю «Горячее сердце». 1949 г. Художник Е. Е. Бургулов. Из фондов Музея при Российской академии художеств.
Г А В Р И Л О. Что ж ты у него делал?
В А С Я. Меня Алистарх позвал. Они теперь эту самую игру-лодку* всю по-своему переделали. Лодка настоящая и ездят по пруду кругом острова, а на острову закуска и вина приготовлены, а Алистарх хозяином, одет туркой*. Три дня кряду эту игру играли, надоела.
Подходит Наркис.
Улица провинциального г. Калинова. Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце» Театра К. Н. Незлобина (Москва). 1912 г. Художник Н. Нестеров. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Те же и Наркис.
В А С Я (не обращая на него внимания). Как разбойники раза два кругом острова объедут, и все атаман глядит в трубу подзорную, и вдруг закричит не своим голосом, и сейчас причаливают, и грабить, а хозяин кланяется и всех потчует.
Н А Р К И С. Какие это такие разбойники проявились и откудова? Мне это чтобы сейчас было известно.
В А С Я (не слушая). И хозяин говорит по-турецки, итак похоже, вот как быть надо.
Н А Р К И С. Есть тоже, которые разговаривать не хотят, но тоже и бьют их за это довольно порядочно.
В А С Я. А одеты все в бархат, настоящий, веницейский*.
Н А Р К И С (вынимает красный фуляровый* платок, надушенный, и размахивает им). Может, и другой кто одеться-то умеет, так что и купцу в нос бросится.
Г А В Р И Л О. Поди ты с своими духами!
Н А Р К И С (показывая перстень). И супиры* тоже можем иметь, что, которые купеческие дети есть, так, может, и не видывали. А про разбойников про ваших всё узнается, потому прикрывать их не показано.
В А С Я. Да, может, ты сам разбойник-то и есть, кто тебя знает!
Н А Р К И С. И за такие слева тоже суд с вашим братом короткий.
В А С Я. Я когда в Москве был, «Двумужницу»* видел, так там с лодки прямо так из ружья и стреляют. Уж на что лучше.
Н А Р К И С. Я вот поеду в Москву, я погляжу, я погляжу, так ли ты говоришь.
В А С Я. Уж этому актёру трепали, трепали в ладоши*, — страсть!
Н А Р К И С. Ты погоди врать-то, вот я погляжу, ещё, может, твоя неустойка выдет.
В А С Я. А это купец, а не актёр, а больше на разбойника похож.
Эскиз костюма Шапкина к спектаклю «Гроза» Театра Суходольских (Московского драматического театра). 1915 г. Художник В. А. Симов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Н А Р К И С (встаёт). Умного у вас разговору, я вижу, нет, слушать мне нечего. А между прочим, надобно сказать, я сам скоро в купцы выду. (Входит во флигель.)
Г А В Р И Л О. А ты послушай, какую я песню наладил.
В А С Я. Валяй!
Г А В Р И Л О (поёт с гитарой).
Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого,
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно!
С И Л А Н (издали). Тише ты, никак хозяин...
Курослепов выходит на крыльцо.
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно!
Милый ручку протянул,
Казак плёткой стеганул.
На то сени, на то двери,
На то новы ворота.
К У Р О С Л Е П О В (сходит с крыльца). Гаврюшка! Вот кто гудит-то. Какое такое столпотворение ты тут на дворе заводишь!
Г А В Р И Л О (Васе). Батюшки! Бери скорей гитару да полезай в кусты.
Вася берет от него гитару и лезет в кусты.
К У Р О С Л Е П О В. Кому я говорю! Глух ты, что ли! Иди сейчас сюда на глаза и с бандурой*!
Г А В Р И Л О. Гитары нет у меня, Павлин Павлиныч, провалиться на месте, нет-с, это я так...
К У Р О С Л Е П О В. Как так? Как так, мошенник!
Г А В Р И Л О. Я, Павлин Павлиныч, на губах, право, на губах.
К У Р О С Л Е П О В. Поди сюда, поди сюда, говорят тебе!
Эскиз костюма Гаврилы к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. (постановка не осуществлена). 2002 г. Художник О. П. Ярмольник. Из фондов Музея МХАТа.
Вася убегает с гитарой во флигель.
С И Л А Н. Ты, братец, иди, коли велят; уж делать, стало быть, нечего.
Г А В Р И Л О. Что же такое! Я иду-с!
С И Л А Н. Ну, маленько потреплет, уж без того нельзя, на то он хозяин.
Гаврило идёт нога за ногу. Курослепов обходит его и хочет к нему подойти. Гаврило отступает, потом бежит на крыльцо, Курослепов за ним в дом. Стучат в калитку. Силан отпирает. Входят Матрёна и Параша. Силан, впустив их, уходит за ворота.
Матрёна, Параша, потом Гаврило.
М А Т Р Ё Н А (идет к крыльцу, из дому выбегает Гаврило, растрепанный, и сталкивается с ней). Ой! Пострел! Под ребро! Под самое — под сердце! Я ж тебя, погоди! (Ловит его за руку.)
Параша смеётся.
Ты чему смеёшься, чему?
П А Р А Ш А. Захотела смеяться и смеюсь.
М А Т Р Ё Н А. Эко зелье! Эко зелье! (Идёт к Параше и ведет Гаврилу за собой, тот упирается.)
П А Р А Ш А. Не подходи лучше, нехорошо тебе будет.
М А Т Р Ё Н А. Запру тебя, в чулан запру, вот и весь разговор.
П А Р А Ш А. Нет, не весь, много у нас с тобой разговору будет. (Уходит.)
М А Т Р Ё Н А. Эко зелье зарожденное! (Гавриле.) А ты откуда взялся? Уж ты на людей метаться стал! Ишь ты какой всклоченный! Трепали тебя, да, должно быть, мало.
Г А В Р И Л О. Что ж, хорошо, что ль, трепать людей-то! Есть чем хвастаться! Ведь это все отчего людей-то треплют?
М А Т Р Ё Н А. Отчего? Ну, говори, отчего?
Г А В Р И Л О. От необразования.
М А Т Р Ё Н А. От необразования? Тебя, видно, мало? Пойдём, я ещё к хозяину сведу.
Г А В Р И Л О. Да что вы в самом деле! Пустите! (Вырывается.) Я уж и так топиться от вас хочу.
М А Т Р Ё Н А. И чудесно! Вон и Парашка хочет топиться, так уж вы вместе, и нас-то развяжете.
Г А В Р И Л О. Ну, я-то уж таковский, а за что вы на дочь-то? Никакого ей житья от вас нет. Это даже довольно подло с вашей стороны.
Эскиз костюма Матрены к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1930-е гг. Художник Е. М. Бебутова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
М А Т Р Ё Н А. Ах ты, тварь ползущая! Смеешь ли ты так хозяйке?
Г А В Р И Л О. Ведь это в вас невежество ваше так свирепствует.
М А Т Р Ё Н А. Молчи! Сейчас я тебя всех твоих прав решу.
Г А В Р И Л О. Каких прав? У меня и нет никаких. А что мне молчать? Я по всему городу кричать буду, что вы над падчерицей тиранствуете. Вот вы и знайте! (Уходит.)
Входит Наркис.
Матрёна и Наркис.
М А Т Р Ё Н А. Это ты, Наркис?
Н А Р К И С (грубо). Нет, не я.
М А Т Р Ё Н А. Как ты можешь со мной так неучтиво! Хозяйка желает с тобой нежно разговаривать, — есть её такое теперь желание...
Н А Р К И С. Вообразите! И что ещё будет?
Н А Р К И С. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из кучеров-то приказчиком произвела, экономом, — ты думаешь, что я сейчас барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
М А Т Р Ё Н А. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!
Н А Р К И С. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом* и грубиян, так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и так оченно хорошо.
М А Т Р Ё Н А. Что ты какой неласковый сегодня?
Н А Р К И С. А вот неласковый, так и неласковый.
М А Т Р Ё Н А. Да отчего?
Н А Р К И С. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.
М А Т Р Ё Н А. Про каких?
Н А Р К И С. Объявились в наших местах... человек полтораста. Шайками по лесам и по воде на лодках.
М А Т Р Ё Н А. Да врут, чай, поди.
Н А Р К И С. Кто их знает; может, и врут.
М А Т Р Ё Н А. Что ж, ты боишься, что ли?
Н А Р К И С. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!
М А Т Р Ё Н А. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?
Н А Р К И С. Да, мне теперича очень требуется...
Эскиз костюма Матрёны к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1926 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
Н А Р К И С. Денег.
М А Т Р Ё Н А. Каких денег, что ты!
Н А Р К И С. Таких денег, — обыкновенных, государственных, — а ты думала, игрушечных? Так я не маленький, мне не играть ими. Тысячу рублей давай!
М А Т Р Ё Н А. Да опомнись ты! Давно ли...
Н А Р К И С. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно, так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.
М А Т Р Ё Н А. Варвар ты, варвар!
Н А Р К И С. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.
М А Т Р Ё Н А. Да ведь ты меня грабишь.
Н А Р К И С. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!
М А Т Р Ё Н А. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало ещё?
Н А Р К И С. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит, подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет довольно смешно.
М А Т Р Ё Н А. Ах ты... Боже мой милостивый... что мне с тобой делать!
Н А Р К И С. Уж теперь шабаш*, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде...
Эскиз костюма Наркиса к спектаклю «Горячее сердце». 1930-1940-е гг. Художник Л. Н. Силич. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
М А Т Р Ё Н А. Где ж я тебе денег возьму?
Н А Р К И С. А это не моего рассудка дело.
М А Т Р Ё Н А. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!
Н А Р К И С. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а как сейчас что в голову придет, вот и конец.
М А Т Р Ё Н А. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет идти.)
Н А Р К И С. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.
М А Т Р Ё Н А. Вот так-то лучше.
Н А Р К И С. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.
М А Т Р Ё Н А. Ну, не пёс ты после этого?
Н А Р К И С. И денег, и приданого, всего как следует.
М А Т Р Ё Н А. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то* твои завистливые.
Н А Р К И С. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И пожалуйста, ты меня не задерживай. Вот тебе и сказ. Больше я с тобой разговаривать теперь не в расположении. (Уходит.)
М А Т Р Ё Н А. Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею! Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило, кажется бы в Киев сходила по обещанию.
Выходит Параша.
Матрёна и Параша.
М А Т Р Ё Н А. Куда ты, куда выскочила?
П А Р А Ш А. Иди скорей, батюшка зовёт.
М А Т Р Ё Н А. Ступай передом, я за тобой.
П А Р А Ш А. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)
М А Т Р Ё Н А. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью шляться по двору.
М А Т Р Ё Н А. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.
П А Р А Ш А. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня? (Становится прямо против неё.)
М А Т Р Ё Н А. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя соблюдать должна!
П А Р А Ш А. Себя соблюдай!
М А Т Р Ё Н А. Ты мне не указ.
П А Р А Ш А. И ты мне не указ.
М А Т Р Ё Н А. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать...
П А Р А Ш А. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас, что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.
М А Т Р Ё Н А. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.
П А Р А Ш А. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать.
М А Т Р Ё Н А. Так вот нет же...
Эскиз костюмов Параши и Матрёны к спектаклю «Горячее сердце» Повладарского областного драматического театра им. А. П. Чехова. 1968 г. Художник Л. Г. Столярова. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Голос Курослепова: «Матрёна!»
О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!
П А Р А Ш А. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я — все чужая, все чужая. Молода — так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Всё, всё отнимите у меня, а воли я не отдам... На нож пойду за неё!
М А Т Р Ё Н А. Ах, убьёт она меня! Ах, убьёт!
Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.
Эскиз декорации к спектаклю «Горячее сердце» Ленинградского театра драмы им. А. С. Пушкина. 1973 г. Художник М. Ц. Азизян. Из фондов СПбГМТМИ.
Матрёна, Параша, Курослепов, Силан.
К У Р О С Л Е П О В. Матрёна! Что тебя не дозовёшься!
М А Т Р Ё Н А. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.
П А Р А Ш А. Нечего меня унимать, я и так смирна.
М А Т Р Ё Н А. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в девичестве пребывала.
М А Т Р Ё Н А. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне убиваются.
С И Л А Н. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли, мол.
К У Р О С Л Е П О В. А ты метлой-то её!
М А Т Р Ё Н А (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой... (Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
К У Р О С Л Е П О В. Прасковья, покорись!
П А Р А Ш А. Да в чём покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней её! Мне это обида. Горькая обида!
М А Т Р Ё Н А. Говори, лохматый шут...
К У Р О С Л Е П О В. Метлой-то ее!
М А Т Р Ё Н А. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы*: моё дело беречь её?
П А Р А Ш А. Нечего того беречь, кто сам себя бережёт! Не говори ты мне таких слов!
К У Р О С Л Е П О В. Ну, что тут ещё! Что за базар! Покорись, тебе говорят.
Эскиз костюма Курослепова к спектаклю «Горячее сердце» МХАТа. 1930-е гг. Художник Е. М. Бебутова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
П А Р А Ш А. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь... Я покорюсь. (Матрёне.) Я покорюсь, только вот я тебе при отце говорю — это в последний раз, — запомни ты мои слова! Вперёд я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать. Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, — я сама себя уберегу, а коли вы меня беречь станете... Не уберечь вам меня! (Уходит.)
Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрёна за ним, ворчит и бранится про себя.
С И Л А Н (стучит в доску). Посматривай!*
