А. Н. Островский
ГРОЗА
драма в 5 действиях
Действие пятое
Декорация первого действия. Сумерки.
Эскиз декорации «Бульвар» к спектаклю «Гроза» Ярославского драматического театра им. Ф. Волкова. 1959 г. Художник Н. Н. Медовщиков. Из фондов Пензенского государственного краеведческого музея.
Эскиз декорации к спектаклю «Гроза» Ленинградского театра им. Ленинского комсомола. 1951 г. Художник Г. Н. Мосеев. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Явление первое
Кулигин сидит на лавочке, Кабанов идет по бульвару.
К У Л И Г И Н (поет).
(Увидав Кабанова.) Здравствуйте, сударь! Далеко ли изволите?
К А Б А Н О В. Домой. Слышал, братец, дела-то наши? Вся, братец, семья в расстройство пришла.
К У Л И Г И Н. Слышал, слышал, сударь.
К А Б А Н О В. Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве всё пил, так это кучу, что на́-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
К У Л И Г И Н. Слышал, сударь.
К А Б А Н О В. Несчастный я теперь, братец, человек! Так ни за что я погибаю, ни за грош!
К У Л И Г И Н. Маменька-то у вас больно крута.
К А Б А Н О В. Ну да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я вот зашёл к Дикому, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя...
Ночною темнотою покрылись небеса,
Все люди для покою закрыли уж глаза,
и проч.*
(Увидав Кабанова.) Здравствуйте, сударь! Далеко ли изволите?
К А Б А Н О В. Домой. Слышал, братец, дела-то наши? Вся, братец, семья в расстройство пришла.
К У Л И Г И Н. Слышал, слышал, сударь.
К А Б А Н О В. Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве всё пил, так это кучу, что на́-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
К У Л И Г И Н. Слышал, сударь.
К А Б А Н О В. Несчастный я теперь, братец, человек! Так ни за что я погибаю, ни за грош!
К У Л И Г И Н. Маменька-то у вас больно крута.
К А Б А Н О В. Ну да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты мне на милость? Я вот зашёл к Дикому, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя...
Эскиз костюма Кулигина к спектаклю «Гроза» Кинешемского драматического театра им. А. Н. Островского. 1976 г. Художник Ю. Ф. Виноградов. Из фондов Кинешемского художественно-исторического музея.
К У Л И Г И Н. Мудрёное дело, сударь. Мудрёно вас судить.
К А Б А Н О В. Нет, постой! Уж на что ещё хуже этого. Убить её за это мало. Вот маменька говорит: её надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А я её люблю, мне её жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на неё, пойми ты это, Кулигин. Маменька её поедом ест, а она как тень какая ходит, безответная. Только плачет да тает как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на неё.
К У Л И Г И Н. Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать! Вы бы простили ей, да и по поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!
К А Б А Н О В. Уж что говорить!
К У Л И Г И Н. Да уж так, чтобы и под пьяную руку не попрекать! Она бы вам, сударь, была хорошая жена; гляди — лучше всякой.
К А Б А Н О В. Да пойми ты, Кулигин: я-то бы ничего, а маменька-то... разве с ней сговоришь!..
К У Л И Г И Н. Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.
К А Б А Н О В. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума. И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.
К А Б А Н О В. Нет, постой! Уж на что ещё хуже этого. Убить её за это мало. Вот маменька говорит: её надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А я её люблю, мне её жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль мне смотреть-то на неё, пойми ты это, Кулигин. Маменька её поедом ест, а она как тень какая ходит, безответная. Только плачет да тает как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на неё.
К У Л И Г И Н. Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать! Вы бы простили ей, да и по поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!
К А Б А Н О В. Уж что говорить!
К У Л И Г И Н. Да уж так, чтобы и под пьяную руку не попрекать! Она бы вам, сударь, была хорошая жена; гляди — лучше всякой.
К А Б А Н О В. Да пойми ты, Кулигин: я-то бы ничего, а маменька-то... разве с ней сговоришь!..
К У Л И Г И Н. Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.
К А Б А Н О В. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума. И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.
Эскиз Тихона. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
К У Л И Г И Н. Эх, сударь! Дела, дела! Ну, а Борис-то Григорьевич, сударь, что?
К А Б А Н О В. А его, подлеца, в Тяхту*, к китайцам. Дядя к знакомому купцу какому-то посылает туда на контору. На три года его туды.
К У Л И Г И Н. Ну, что же он, сударь?
К А Б А Н О В. Мечется тоже; плачет. Накинулись мы давеча на него с дядей, уж ругали, ругали — молчит. Точно дикий какой сделался. Со мной, говорит, что хотите, делайте, только её не мучьте! И он к ней тоже жалость имеет.
К У Л И Г И Н. Хороший он человек, сударь.
К А Б А Н О В. Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует, беда! Уж я вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно на части, чтобы знал...
К У Л И Г И Н. Врагам-то прощать надо, сударь!
К А Б А Н О В. Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет. Так, братец Кулигин, всё наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила; а та не стерпела, да и была такова — взяла да и ушла.
К У Л И Г И Н. Куда ушла?
К А Б А Н О В. А его, подлеца, в Тяхту*, к китайцам. Дядя к знакомому купцу какому-то посылает туда на контору. На три года его туды.
К У Л И Г И Н. Ну, что же он, сударь?
К А Б А Н О В. Мечется тоже; плачет. Накинулись мы давеча на него с дядей, уж ругали, ругали — молчит. Точно дикий какой сделался. Со мной, говорит, что хотите, делайте, только её не мучьте! И он к ней тоже жалость имеет.
К У Л И Г И Н. Хороший он человек, сударь.
К А Б А Н О В. Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует, беда! Уж я вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно на части, чтобы знал...
К У Л И Г И Н. Врагам-то прощать надо, сударь!
К А Б А Н О В. Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет. Так, братец Кулигин, всё наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила; а та не стерпела, да и была такова — взяла да и ушла.
К У Л И Г И Н. Куда ушла?
Эскиз костюма Кулигина к спектаклю «Гроза» МХАТа. 1996 г. Художник В. Я. Левенталь. Из фондов Музея МХАТ.
К А Б А Н О В. Кто её знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала её тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь — руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Г Л А Ш А. Тихон Иваныч, батюшка!
К А Б А Н О В. Что ещё?
Г Л А Ш А. Дома у нас нездорово, батюшка!
К А Б А Н О В. Господи! Так уж одно к одному! Говори, что там такое?
Г Л А Ш А. Да хозяюшка ваша...
К А Б А Н О В. Ну, что ж? Умерла, что ль?
Г Л А Ш А. Нет, батюшка; ушла куда-то, не найдем нигде. Сбились с ног, искамши.
К А Б А Н О В. Кулигин! надо, брат, бежать искать её. Я, братец, знаешь, чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует, что ах! На неё-то глядя, сердце рвется. Чего ж вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
Входит Глаша.
Г Л А Ш А. Тихон Иваныч, батюшка!
К А Б А Н О В. Что ещё?
Г Л А Ш А. Дома у нас нездорово, батюшка!
К А Б А Н О В. Господи! Так уж одно к одному! Говори, что там такое?
Г Л А Ш А. Да хозяюшка ваша...
К А Б А Н О В. Ну, что ж? Умерла, что ль?
Г Л А Ш А. Нет, батюшка; ушла куда-то, не найдем нигде. Сбились с ног, искамши.
К А Б А Н О В. Кулигин! надо, брат, бежать искать её. Я, братец, знаешь, чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует, что ах! На неё-то глядя, сердце рвется. Чего ж вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
Эскиз костюма Тихона к спектаклю «Гроза» Второй студии МХТ (Москва). Художник Б. А. Матрунин. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Г Л А Ш А. Недавнушко, батюшка! Уж наш грех, недоглядели. Да и то сказать: на всякий час не остережёшься.
К А Б А Н О В. Ну, что стоишь-то, беги!
И мы пойдем, Кулигин!
К А Б А Н О В. Ну, что стоишь-то, беги!
Глаша уходит.
И мы пойдем, Кулигин!
Уходят.
Сцена несколько времени пуста. С противоположной стороны выходит Катерина и тихо идёт по сцене
Явление второе
К А Т Е Р И Н А (одна)* Нет, нигде нет! Что-то он теперь, бедный, делает? Мне только проститься с ним, а там... а там хоть умирать. За что я его в беду ввела? Ведь мне не легче от этого! Погибать бы мне одной! А то себя погубила, его погубила, себе бесчестье, ему вечный покор! Да! Себе бесчестье, ему вечный покор. (Молчание.) Вспомнить бы мне, что он говорил-то? Как он жалел-то меня? Какие слова-то говорил? (Берёт себя за голову.) Не помню, всё забыла. Ночи, ночи мне тяжелы! Все пойдут спать, и я пойду; всем ничего, а мне как в могилу. Так страшно в потёмках! Шум какой-то сделается, и поют, точно кого хоронят; только так тихо, чуть слышно, далеко, далеко от меня... Свету-то так рада сделаешься! А вставать не хочется, опять те же люди, те же разговоры, та же мука. Зачем они так смотрят на меня? Отчего это нынче не убивают? Зачем так сделали? Прежде, говорят, убивали. Взяли бы да и бросили меня в Волгу; я бы рада была. «Казнить-то тебя, говорят, так с тебя грех снимется, а ты живи да мучайся своим грехом». Да уж измучилась я! Долго ль еще мне мучиться!.. Для чего мне теперь жить, ну для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило, и свет Божий не мил! А смерть не приходит. Ты её кличешь, а она не приходит. Что ни увижу, что ни услышу, только тут (показывая на сердце) больно. Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь я и видела... Что ж: уж всё равно, уж душу свою я ведь погубила. Как мне по нём скучно! Ах, как мне по нём скучно! Уж коли не увижу я тебя, так хоть услышь ты меня издали! Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску! Батюшки, скучно мне, скучно! (Подходит к берегу и громко во весь голос.) Радость моя, жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Откликнись! (Плачет.)
Входит Борис.
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Драматического театра Балтийского флота (Кронштадт). 1950 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Эскиз декорации к спектаклю «Гроза» Ленинградского государственного театра им. Ленинского комсомола. 1951 г. Художник Г. Н. Мосеев. Из фондов СПбГМТМИ.
Явление третье
Катерина и Борис.
Б О Р И С (не видя Катерины). Боже мой! Ведь это её голос! Где же она? (Оглядывается.)
К А Т Е Р И Н А (подбегает к нему и падает на шею). Увидела-таки я тебя! (Плачет на груди у него.)
Б О Р И С. Ну, вот и поплакали вместе, привел бог.
К А Т Е Р И Н А. Ты не забыл меня?
Б О Р И С. Как забыть, что ты!
К А Т Е Р И Н А. Ах, нет, не то, не то! Ты не сердишься?
Б О Р И С. За что мне сердиться?
К А Т Е Р И Н А. Ну, прости меня. Не хотела я тебе зла сделать; да в себе не вольна была. Что говорила, что делала, себя не помнила.
Б О Р И С. Полно, что ты! что ты!
К А Т Е Р И Н А. Ну, как же ты? Теперь-то ты как?
Б О Р И С. Еду.
К А Т Е Р И Н А. Куда едешь?
К А Т Е Р И Н А (подбегает к нему и падает на шею). Увидела-таки я тебя! (Плачет на груди у него.)
Молчание.
Б О Р И С. Ну, вот и поплакали вместе, привел бог.
К А Т Е Р И Н А. Ты не забыл меня?
Б О Р И С. Как забыть, что ты!
К А Т Е Р И Н А. Ах, нет, не то, не то! Ты не сердишься?
Б О Р И С. За что мне сердиться?
К А Т Е Р И Н А. Ну, прости меня. Не хотела я тебе зла сделать; да в себе не вольна была. Что говорила, что делала, себя не помнила.
Б О Р И С. Полно, что ты! что ты!
К А Т Е Р И Н А. Ну, как же ты? Теперь-то ты как?
Б О Р И С. Еду.
К А Т Е Р И Н А. Куда едешь?
Эскиз костюма Катерины к неосуществленной постановке спектакля «Гроза». 1990-е гг. Художник М. Б. Данилова. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Б О Р И С. Далеко, Катя, в Сибирь.
К А Т Е Р И Н А. Возьми меня с собой отсюда!
Б О Р И С. Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись.
К А Т Е Р И Н А. Поезжай с богом! Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно будет тебе, бедному, а там и позабудешь.
Б О Р И С. Что обо мне-то толковать! Я вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?
К А Т Е Р И Н А. Мучает меня, запирает. Всем говорит и мужу говорит: «Не верьте ей, она хитрая». Все и ходят за мной целый день и смеются мне прямо в глаза. На каждом слове всё тобой попрекают.
Б О Р И С. А муж-то?
К А Т Е Р И Н А. То ласков, то сердится, да пьёт всё. Да постыл он мне, постыл, ласка-то его мне хуже побоев.
Б О Р И С. Тяжело тебе, Катя?
К А Т Е Р И Н А. Уж так тяжело, так тяжело, что умереть легче!
Б О Р И С. Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!
К А Т Е Р И Н А. На беду я увидела тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а
К А Т Е Р И Н А. Возьми меня с собой отсюда!
Б О Р И С. Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись.
К А Т Е Р И Н А. Поезжай с богом! Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно будет тебе, бедному, а там и позабудешь.
Б О Р И С. Что обо мне-то толковать! Я вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?
К А Т Е Р И Н А. Мучает меня, запирает. Всем говорит и мужу говорит: «Не верьте ей, она хитрая». Все и ходят за мной целый день и смеются мне прямо в глаза. На каждом слове всё тобой попрекают.
Б О Р И С. А муж-то?
К А Т Е Р И Н А. То ласков, то сердится, да пьёт всё. Да постыл он мне, постыл, ласка-то его мне хуже побоев.
Б О Р И С. Тяжело тебе, Катя?
К А Т Е Р И Н А. Уж так тяжело, так тяжело, что умереть легче!
Б О Р И С. Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!
К А Т Е Р И Н А. На беду я увидела тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Советского театра (Москва). 1936 г. Художник Н. Е. Айзенберг. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина
больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я всё думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня...
Б О Р И С. Что ты, что ты!
К А Т Е Р И Н А. Да нет, всё не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по тебе, вот что; ну, вот я тебя увидала...
Б О Р И С. Не застали б нас здесь!
К А Т Е Р И Н А. Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать! Вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то всё путается, не вспомню ничего.
Б О Р И С. Время мне, Катя!
К А Т Е Р И Н А. Погоди, погоди!
Б О Р И С. Ну, что же ты сказать-то хотела?
К А Т Е Р И Н А. Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай, да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу.
Б О Р И С. Что ты, что ты!
К А Т Е Р И Н А. Да нет, всё не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по тебе, вот что; ну, вот я тебя увидала...
Б О Р И С. Не застали б нас здесь!
К А Т Е Р И Н А. Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать! Вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то всё путается, не вспомню ничего.
Б О Р И С. Время мне, Катя!
К А Т Е Р И Н А. Погоди, погоди!
Б О Р И С. Ну, что же ты сказать-то хотела?
К А Т Е Р И Н А. Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай, да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу.
Эскиз костюма Катерины. 1950-е гг. Художник В. В. Попов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Б О Р И С. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает её и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!
К А Т Е Р И Н А. Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай!
Б О Р И С (отходит несколько шагов и останавливается). Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.
К А Т Е Р И Н А. Ничего, ничего! Поезжай с богом!
Не надо, не надо, довольно!
Б О Р И С (рыдая). Ну, бог с тобой! Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
К А Т Е Р И Н А. Прощай!
К А Т Е Р И Н А. Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай!
Б О Р И С (отходит несколько шагов и останавливается). Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.
К А Т Е Р И Н А. Ничего, ничего! Поезжай с богом!
Борис хочет подойти к ней.
Не надо, не надо, довольно!
Б О Р И С (рыдая). Ну, бог с тобой! Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
К А Т Е Р И Н А. Прощай!
Борис уходит. Катерина провожает его глазами и стоит несколько времени задумавшись.
Эскиз костюма Катерины к неосуществленной постановке спектакля «Гроза». 1990-е гг. Художник М. Б. Данилова. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Эскиз декорации к неосуществленной постановке спектакля «Гроза» Малого театра (Москва). 1952 г. Художник А. Ф. Босулаев. Из фондов СПбГМТМИ.
Явление четвёртое
К А Т Е Р И Н А (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — всё равно. Да, что домой, что в могилу!.. что в могилу! В могиле лучше... Под деревцом могилушка... как хорошо!.. Солнышко её греет, дождичком её мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: жёлтенькие, красненькие, голубенькие... всякие (задумывается), всякие... Так тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет, нет, не надо... нехорошо! И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду! Придёшь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это? Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберешь... Умереть бы теперь... Что поют? Всё равно, что смерть придёт, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться... Руки крест-накрест складывают... в гробу! Да, так... я вспомнила. А поймают меня, да воротят домой насильно... Ах, скорей, скорей! (Подходит к берегу. Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай! (Уходит.)
Входят Кабанова, Кабанов, Кулигин и работник с фонарём.
Эскиз костюма Катерины к спектаклю «Гроза» Камерного театра (Москва). 1924 г. Художники В. А. Стенберг и Э. Г. Стенберг. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Эскиз декорации к спектаклю «Гроза» Ленинградского государственного театра им. Ленинского комсомола. 1951 г. Художник Г. Н. Мосеев. Из фондов СПбГМТМИ.
Явление пятое
Кабанова, Кабанов и Кулигин.
К У Л И Г И Н. Говорят, здесь видели.
К А Б А Н О В. Да это верно?
К У Л И Г И Н. Прямо на неё говорят.
К А Б А Н О В. Ну, слава богу, хоть живую видели-то.
К А Б А Н О В А. А ты уж испугался, расплакался! Есть о чём. Не беспокойся: еще долго нам с ней маяться будет.
К А Б А Н О В. Кто ж это знал, что она сюда пойдет! Место такое людное. Кому в голову придет здесь прятаться.
К А Б А Н О В А. Видишь, что она делает! Вот какое зелье! Как она характер-то свой хочет выдержать!
О Д И Н И З Н А Р О Д А. Что, нашли?
К А Б А Н О В А. То-то, что нет. Точно провалилась куда.
Н Е С К О Л Ь К О Г О Л О С О В. Эка притча! Вот оказия-то! И куда б ей деться!
О Д И Н И З Н А Р О Д А. Да найдётся!
Д Р У Г О Й. Как не найтись!
Т Р Е Т И Й. Гляди, сама придёт.
К А Б А Н О В. Да это верно?
К У Л И Г И Н. Прямо на неё говорят.
К А Б А Н О В. Ну, слава богу, хоть живую видели-то.
К А Б А Н О В А. А ты уж испугался, расплакался! Есть о чём. Не беспокойся: еще долго нам с ней маяться будет.
К А Б А Н О В. Кто ж это знал, что она сюда пойдет! Место такое людное. Кому в голову придет здесь прятаться.
К А Б А Н О В А. Видишь, что она делает! Вот какое зелье! Как она характер-то свой хочет выдержать!
С разных сторон собирается народ с фонарями.
О Д И Н И З Н А Р О Д А. Что, нашли?
К А Б А Н О В А. То-то, что нет. Точно провалилась куда.
Н Е С К О Л Ь К О Г О Л О С О В. Эка притча! Вот оказия-то! И куда б ей деться!
О Д И Н И З Н А Р О Д А. Да найдётся!
Д Р У Г О Й. Как не найтись!
Т Р Е Т И Й. Гляди, сама придёт.
Эскиз костюма Кабанихи к спектаклю «Гроза» Малого театра (Москва). 1974 г. Художник В. Я. Левенталь. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Голос за сценой: «Эй, лодку!»
К У Л И Г И Н (с берега). Кто кричит? Что там?
Голос: «Женщина в воду бросилась!»
Кулигин и за ним несколько человек убегают.
Явление шестое
Те же без Кулигина.
К А Б А Н О В. Батюшки, она ведь это! (Хочет бежать.)
Маменька, пустите, смерть моя! Я её вытащу, а то так и сам... Что мне без неё!
К А Б А Н О В А. Не пущу, и не думай! Из-за неё да себя губить, стоит ли она того! Мало нам она страму-то наделала, еще что затеяла!
К А Б А Н О В. Пустите!
К А Б А Н О В А. Без тебя есть кому. Прокляну, коли пойдёшь.
К А Б А Н О В (падая на колени). Хоть взглянуть-то мне на неё!
К А Б А Н О В А. Вытащут: взглянешь.
К А Б А Н О В (встаёт, к народу). Что, голубчики, не видать ли чего?
1-й. Темно внизу-то, не видать ничего.
2-й. Словно кричат что-то, да ничего не разберёшь.
1-й. Да это Кулигина голос.
2-й. Вон с фонарём по берегу ходят.
Кабанова удерживает его за руку.
Маменька, пустите, смерть моя! Я её вытащу, а то так и сам... Что мне без неё!
К А Б А Н О В А. Не пущу, и не думай! Из-за неё да себя губить, стоит ли она того! Мало нам она страму-то наделала, еще что затеяла!
К А Б А Н О В. Пустите!
К А Б А Н О В А. Без тебя есть кому. Прокляну, коли пойдёшь.
К А Б А Н О В (падая на колени). Хоть взглянуть-то мне на неё!
К А Б А Н О В А. Вытащут: взглянешь.
К А Б А Н О В (встаёт, к народу). Что, голубчики, не видать ли чего?
1-й. Темно внизу-то, не видать ничего.
Шум за сценой.
2-й. Словно кричат что-то, да ничего не разберёшь.
1-й. Да это Кулигина голос.
2-й. Вон с фонарём по берегу ходят.
Эскиз костюма Кабанихи к спектаклю «Гроза» МХАТа. 1996 г. Художник В. Я. Левенталь. Из фондов Музея МХАТ.
1-й. Сюда идут. Вон и её несут.
Несколько народа возвращается.
О Д И Н И З В О З В Р А Т И В Ш И Х С Я. Молодец Кулигин! Тут близехонько в омуточке у берега; с огнём-то оно в воду-то далеко видно: он платье и увидал, и вытащил её.
К А Б А Н О В. Жива?
Д Р У Г О Й. Где уж жива! Высоко бросилась-то: тут обрыв, да, должно быть, на якорь попала, ушиблась, бедная! А точно, робяты, как живая! Только на виске маленькая ранка, и одна только, как есть одна, капелька крови.
Кабанов бросается бежать; навстречу ему Кулигин с народом несут Катерину.
Явление седьмое
Те же и Кулигин.
К У Л И Г И Н. Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней что хотите! Тело её здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед Судиёй, который милосерднее вас! (Кладёт на землю и убегает.)
К А Б А Н О В (бросается к Катерине). Катя! Катя!
К А Б А Н О В А. Полно! Об ней и плакать-то грех!
К А Б А Н О В. Маменька, вы её погубили! Вы, вы, вы...
К А Б А Н О В А. Что ты? Аль себя не помнишь! Забыл, с кем говоришь!
К А Б А Н О В. Вы её погубили! Вы! Вы!
К А Б А Н О В А (сыну). Ну, я с тобой дома поговорю. (Низко кланяется народу.) Спасибо вам, люди добрые, за вашу услугу!
К А Б А Н О В. Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться! (Падает на труп жены.)
К А Б А Н О В (бросается к Катерине). Катя! Катя!
К А Б А Н О В А. Полно! Об ней и плакать-то грех!
К А Б А Н О В. Маменька, вы её погубили! Вы, вы, вы...
К А Б А Н О В А. Что ты? Аль себя не помнишь! Забыл, с кем говоришь!
К А Б А Н О В. Вы её погубили! Вы! Вы!
К А Б А Н О В А (сыну). Ну, я с тобой дома поговорю. (Низко кланяется народу.) Спасибо вам, люди добрые, за вашу услугу!
Все кланяются.
К А Б А Н О В. Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться! (Падает на труп жены.)
Эскиз костюмов Тихона и Кабанихи к спектаклю «Гроза». 1938 г. Художник М. В. Беспалова. Из фондов Музея при Российской академии художеств.
Волга с высокого берега. 1887 г. Художник И. И. Левитан.
Стихотворный перевод М. В. Ломоносова произведения одного из подражателей древнегреческого лирического поэта Анакреона (Анакреонта). Это стихотворение завоевало популярность в самых широких кругах еще при жизни Ломоносова, стало одной из любимых песен.
Искажённое название сибирского города Кяхты на границе с Китаем. Через Кяхту в Китай вывозились сукно, мануфактура, пушные товары и юфть, из Китая — главным образом — чай. В небольших количествах доставлялись шёлковые и хлопчатобумажные ткани и фарфоровые изделия. Длительное время именно Кяхта снабжала чаем всю Россию и почти монопольно — Западную Европу. Причём в России этот китайский чай называли кяхтинским, a в других европейских странах — русским.
Весь монолог и все следующие сцены говорит, растягивая и повторяя слова, задумчиво и как будто в забытьи. — Примечание А. Н. Островского.
- Текст публикуется по изданию: Островский А. Н. Полное собрание сочинений и писем: в 18 т. / редкол. : И. А. Овчинина (гл. ред.) и др. Т. 2. Сочинения. 1855-1863. /ред. тома Ю. В. Лебедев, И. А. Овчинина, В. В. Тихомиров. Кострома: Костромаиздат, 2018. — С. 201 - 256.
- Портреты действующих лиц пьесы взяты из эскизов художника А. Я. Головина.
- Комментарии к тексту по материалам «Словаря к пьесам А. Н. Островского» Н. С. Ашукина, С. И. Ожегова, В. А. Филиппова (Москва: ВЕСТА, 1993. 248 с.).
