БЕСПРИДАННИЦА
Действие третье
Кабинет Карандышева; комната, меблированная с претензиями, но без вкуса; на одной стене прибит над диваном ковер, на котором развешано оружие; три двери: одна в середине, две по бокам.
Огудалова
Карандышев
Евфросинья Потаповна,
тетка Карандышева
Паратов
Лариса
Кнуров
Вожеватов
Робинзон
Илья-цыган
Иван
Евфросинья Потаповна и Иван (выходит из двери налево).
Эскиз декорации к спектаклю Ленинградского областного драматического театра. 1945 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов СПбГМТМИ.
И В А Н. Лимонов пожалуйте!
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Каких лимонов, аспид*?
И В А Н. Мессинских-с.*
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. На что они тебе понадобились?
И В А Н. После обеда которые господа кофей кушают, а которые чай, так к чаю требуется.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Вымотали вы из меня всю душеньку нынче. Подай клюковного морсу, разве не все равно. Возьми там у меня графинчик; ты поосторожнее, графинчик-то старенький, пробочка и так еле держится, сургучиком подклеена. Пойдем, я сама выдам. (Уходит в среднюю дверь, Иван за ней.)
Входят Огудалова и Лариса слева.
Эскиз костюма Ефросиньи Потаповны к спектаклю Ленинградского Большого драматического театра. 1935 г. Художник А. Н. Самохвалов. Из фондов Музея БДТ.
Эскиз декорации к спектаклю Александринского театра. 1915 г. Художник П. Б. Ламбин. Из фондов СПбГМТМИ.
Огудалова и Лариса.
Л А Р И С А. Ах, мама, я не знала, куда деться.
О Г У Д А Л О В А. Я так и ожидала от него.
Л А Р И С А. Что за обед, что за обед! А еще зовёт Мокия Парменыча! Что он делает?
О Г У Д А Л О В А. Да, угостил, нечего сказать.
Л А Р И С А. Ах, как нехорошо! Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться. Вот мы ни в чем не виноваты, а стыдно, стыдно, так бы убежала куда-нибудь. А он как будто не замечает ничего, он даже весел.
О Г У Д А Л О В А. Да ему и заметить нельзя: он ничего не знает, он никогда и не видывал, как порядочные люди обедают. Он ещё думает, что удивил всех своей роскошью, вот он и весел. Да разве ты не замечаешь? Его нарочно подпаивают.
Л А Р И С А. Ах, ах! Останови его, останови его!
О Г У Д А Л О В А. Как остановить! Он — не малолетний, пора без няньки жить.
Л А Р И С А. Да ведь он не глуп, как же он не видит этого!
О Г У Д А Л О В А. Не глуп, да самолюбив. Над ним подтрунивают, вино похваливают, он и рад; сами-то только вид делают, что пьют, а ему подливают.
Л А Р И С А. Ах! Я боюсь, всего боюсь. Зачем они это делают?
О Г У Д А Л О В А. Да так просто, позабавиться хотят.
Л А Р И С А. Да ведь они меня терзают-то!
О Г У Д А Л О В А. А кому нужно, что ты терзаешься. Вот, Лариса, еще ничего не видя, а уж терзание; что дальше-то будет?
Л А Р И С А. Ах, дело сделано; можно только жалеть, а поправить нельзя.
Входит Евфросинья Потаповна.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
Эскиз декорации к спектаклю Куйбышевского драматического театра имени М. Горького. 1953 г. Художник В. В. Роберг. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Огудалова, Лариса и Евфросинья Потаповна.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Уж откушали? А чаю не угодно?
О Г У Д А Л О В А. Нет, увольте.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. А мужчины-то что?
О Г У Д А Л О В А. Они там сидят, разговаривают.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Ну, покушали и вставали бы; чего еще дожидаются? Уж достался мне этот обед; что хлопот, что изъяну! Поваришки разбойники, в кухню-то точно какой победитель придет, слова ему сказать не смей!
О Г У Д А Л О В А. Да об чем с ним разговаривать? Коли он хороший повар, так учить его не надо.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Да не об ученье речь, а много очень добра изводят. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы слова не сказала; а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю*, рыбьего клею*; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря; сердце-то и мрет, на него глядя.
О Г У Д А Л О В А. Да, для расчетливых людей, конечно...
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Какие тут расчеты, коли человек с ума сошёл. Возьмем стерлядь*: разве вкус-то в ней не один, что большая, что маленькая? А в цене-то разница, ох, велика! Полтинничек десяток и за глаза бы, а он по полтиннику штуку платил.
Эскиз костюма Ефросиньи Потаповны к спектаклю Мастерской Петра Фоменко (Москва). 2008 г. Художник М. Б. Данилова. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
О Г У Д А Л О В А. Ну, этим, что были за обедом, еще погулять по Волге да подрасти бы не мешало.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Ах, да ведь, пожалуй, есть и в рубль, и в два; плати, у кого деньги бешеные. Кабы для начальника какого высокого али для владыки*, ну, уж это так и полагается, а то для кого! Опять вино хотел было дорогое покупать в рубль и больше, да купец честный человек попался; берите, говорит, кругом по шести гривен* за бутылку, а ерлыки* наклеим какие прикажете! Уж и вино отпустил! Можно сказать, что на чести. Попробовала я рюмочку, так и гвоздикой-то пахнет, и розаном пахнет, и еще чем-то. Как ему быть дешевым, когда в него столько дорогих духов кладется! И деньги немалые: шесть гривен за бутылку; а уж и стоит дать. А дороже платить не из чего, жалованьем живем. Вот у нас сосед женился, так к нему этого одного пуху: перин да подушек, возили-возили, возили-возили, да все чистого; потом пушного: лисица, и куница, и соболь! Все это в дом, так есть из чего ему тратиться. А вот рядом чиновник женился, так всего приданого привезли фортепьяны старые. Не разживешься. Все равно и нам форсить некстати.
Л А Р И С А (Огудаловой). Бежала б я отсюда, куда глаза глядят.
О Г У Д А Л О В А. Невозможно, к несчастью.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Да коли вам что не по себе, так пожалуйте ко мне в комнату; а то придут мужчины, накурят так, что не продохнешь. Что я стою-то! Бежать мне серебро сосчитать* да запереть, нынче народ без креста.
Огудалова и Лариса уходят в дверь направо, Евфросинья Потаповна — в среднюю. Из двери налево выходят Паратов, Кнуров, Вожеватов.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Мастерской Петра Фоменко (Москва). 2008 г. Художник М. Б. Данилова. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Эскиз декорации к спектаклю Ленинградского Театра Краснознаменного Балтийского флота. 1941 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
Паратов, Кнуров и Вожеватов.
К Н У Р О В. Я, господа, в клуб обедать поеду, я не ел ничего.
П А Р А Т О В. Подождите, Мокий Парменыч!
К Н У Р О В. Со мной в первый раз в жизни такой случай. Приглашают обедать известных людей, а есть нечего... Он человек глупый, господа.
П А Р А Т О В. Мы не спорим. Надо ему отдать справедливость: он действительно глуп.
К Н У Р О В. И сам прежде всех напился.
В О Ж Е В А Т О В. Мы его порядочно подстроили.
П А Р А Т О В. Да, я свою мысль привел в исполнение. Мне еще давеча в голову пришло: накатить его хорошенько и посмотреть, что выйдет.
К Н У Р О В. Так у вас было это задумано?
П А Р А Т О В. Мы прежде условились. Вот, господа, для таких случаев Робинзоны-то и дороги.
В О Ж Е В А Т О В. Золото, а не человек.
П А Р А Т О В. Чтобы напоить хозяина, надо самому пить с ним вместе; а есть ли возможность глотать эту микстуру, которую он вином величает. А Робинзон — натура выдержанная на заграничных винах ярославского производства*, ему нипочем. Он пьет да похваливает, пробует то одно, то другое, сравнивает, смакует с видом знатока, но без хозяина пить не соглашается; тот и попался. Человек непривычный, много ль ему надо, скорехонько и дошел до восторга.
Эскиз костюма Кнурова к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
К Н У Р О В. Это забавно; только мне, господа, не шутя есть хочется.
П А Р А Т О В. Еще успеете. Погодите немного, мы попросим! Ларису Дмитриевну спеть что-нибудь.
К Н У Р О В. Это другое дело. А где ж Робинзон?
В О Ж Е В А Т О В. Они там еще допивают.
Входит Робинзон
Эскиз декорации к спектаклю. 1950-е гг. Художник В. М. Селюков. Из фондов Курганского художественного музея им. Г. А. Травникова.
Паратов, Кнуров, Вожеватов и Робинзон.
Р О Б И Н З О Н (падая на диван). Батюшки, помогите! Ну, Серж, будешь ты за меня богу отвечать!
П А Р А Т О В. Что ж ты, пьян, что ли?
Р О Б И Н З О Н. Пьян! Разве я на это жалуюсь когда-нибудь? Кабы пьян, это бы прелесть что такое — лучше бы и желать ничего нельзя. Я с этим добрым намерением ехал сюда, да с этим добрым намерением и на свете живу. Это цель моей жизни.
П А Р А Т О В. Что ж с тобой?
Р О Б И Н З О Н. Я отравлен, я сейчас караул закричу.
П А Р А Т О В. Да ты что пил-то больше, какое вино?
Р О Б И Н З О Н. Кто ж его знает? Химик я, что ли! Ни один аптекарь не разберет.
П А Р А Т О В. Да что на бутылке-то, какой этикет?
Р О Б И Н З О Н. На бутылке-то «бургонское», а в бутылке-то «киндер-бальзам»* какой-то. Не пройдет мне даром эта специя, уж я чувствую.
В О Ж Е В А Т О В. Это случается: как делают вино, так переложат лишнее что-нибудь против пропорции. Ошибиться долго ли? человек — не машина. Мухоморов не переложили ли?
Р О Б И Н З О Н. Что тебе весело! Человек погибает, а ты рад.
В О Ж Е В А Т О В. Шабаш! Помирать тебе, Робинзон.
Р О Б И Н З О Н. Ну, это вздор, помирать я не согласен... Ах! хоть бы знать, какое увечье-то от этого вина бывает.
В О Ж Е В А Т О В. Один глаз лопнет непременно, ты так и жди.
Эскиз костюма Робинзона к спектаклю Большого драматического театра (Ленинград). 1935 г. Художник А. Н. Самохвалов. Из фондов Музея БДТ.
Эскиз декорации к спектаклю Северо-Осетинского драматического театра. 1957 г. Художник М. М. Курило-Рюмин. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково.
За с ценой голос Карандышева: «Эй, дайте нам бургонского!»
Р О Б И Н З О Н. Ну, вот, изволите слышать, опять бургонского! Спасите, погибаю! Серж, пожалей хоть ты меня. Ведь я в цвете лет, господа, я подаю большие надежды. За что ж искусство должно лишиться...
П А Р А Т О В. Да не плачь, я тебя вылечу; я знаю, чем помочь тебе; как рукой снимет.
Входит Карандышев с ящиком сигар.
Паратов, Кнуров, Вожеватов, Робинзон и Карандышев.
Р О Б И Н З О Н (взглянув на ковёр). Что это у вас такое?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Сигары.
Р О Б И Н З О Н. Нет, что развешано-то? Бутафорские вещи?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Какие бутафорские вещи! Это турецкое оружие.
П А Р А Т О В. Так вот кто виноват, что австрийцы турок одолеть не могут*.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Как? Что за шутки! Помилуйте, что это за вздор! Чем я виноват?
П А Р А Т О В. Вы забрали у них все дрянное, негодное оружие; вот они с горя хорошим английским и запаслись.
В О Ж Е В А Т О В. Да, да, вот кто виноват! теперь нашлось. Ну, вам австрийцы спасибо не скажут.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да чем оно негодное? Вот этот пистолет, например. (Снимает со стены пистолет.)
П А Р А Т О В (берет у него пистолет). Этот пистолет?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Ах, осторожнее, он заряжен.
Эскиз костюма Карандышева к спектаклю Драматического кружка клуба МВД. 1946 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов СПбГМТМИ.
П А Р А Т О В. Да, в стену гвозди вколачивать. (Бросает пистолет на стол.)
В О Ж Е В А Т О В. Ну, нет, не скажите! По русской пословице: «На грех и из палки выстрелишь».
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (Паратову). Не угодно ли сигар?
П А Р А Т О В. Да ведь, чай, дорогие? Рублей семь сотня, я думаю.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да-с, около того: сорт высокий, очень высокий сорт.
П А Р А Т О В. Я этот сорт знаю: Регалия капустиссима dos amigos*, я его держу для приятелей, а сам не курю.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (Кнурову). Не прикажете ли?
К Н У Р О В. Не хочу я ваших сигар — свои курю.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Хорошенькие сигары, хорошенькие-с.
К Н У Р О В. Ну, а хорошие, так и курите сами.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (Вожеватову). Вам не угодно ли?
В О Ж Е В А Т О В. Для меня эти очень дороги; пожалуй, избалуешься. Не нашему носу рябину клевать: рябина — ягода нежная.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. А вы, сэр Робинзон, курите?
Р О Б И Н З О Н. Я-то? Странный вопрос! Пожалуйте пяточек! (Выбирает пять штук, вынимает из кармана бумажку и тщательно завертывает.)
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Что же вы не закуриваете?
Р О Б И Н З О Н. Нет, как можно! Эти сигары надо курить в природе, в хорошем местоположении.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да почему же?
Р О Б И Н З О Н. А потому, что если их закурить в порядочном доме, так, пожалуй, прибьют, чего я терпеть не могу.
Эскиз костюма Вожеватова к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
Эскиз декорации к спектаклю Театра драмы имени М. Горького (Горький). 1953 г. Художник К. И. Иванов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково.
Р О Б И Н З О Н. Нет, с детства отвращение имею.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Какой он оригинал! А, господа, каков оригинал! Сейчас видно, что англичанин. (Громко.) А где наши дамы? (Еще громче). Где дамы?
Входит Огудалова.
Паратов, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев и Огудалова.
О Г У Д А Л О В А. Дамы здесь, не беспокойтесь. (Карандышеву тихо.) Что вы делаете? Посмотрите вы на себя!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я, помилуйте, я себя знаю. Посмотрите: все пьяны, а я только весел. Я счастлив сегодня, я торжествую.
О Г У Д А Л О В А. Торжествуйте, только не так громко! (Подходит к Паратову.) Сергей Сергеич, перестаньте издеваться над Юлием Капитонычем! Нам больно видеть; вы обижаете меня и Ларису.
П А Р А Т О В. Ах, тётенька, смею ли я!
О Г У Д А Л О В А. Неужели вы еще не забыли давешнюю ссору? Как не стыдно!
П А Р А Т О В. Что вы! Я, тётенька, не злопамятен. Да извольте, я для вашего удовольствия все это покончу одним разом. Юлий Капитоныч!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Что вам угодно?
П А Р А Т О В. Хотите брудершафт* со мной выпить?
О Г У Д А Л О В А. Вот это хорошо. Благодарю вас!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Брудершафт, вы говорите? Извольте, с удовольствием.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Ленинградского театра им. Ленинского комсомола. 1973 г. Художник С. С. Мандель. Из фондов СПбГМТМИ.
П А Р А Т О В (Огудаловой). Да попросите сюда Ларису Дмитриевну! Что она прячется от нас!
О Г У Д А Л О В А. Хорошо, я приведу её. (Уходит.)
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Что же мы выпьем? Бургонского?
П А Р А Т О В. Нет, уж от бургонского увольте! Я человек простой.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Так чего же?
П А Р А Т О В. Знаете что: любопытно теперь нам с вами коньячку выпить. Коньяк есть?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Как не быть! У меня все есть. Эй, Иван, коньяку!
П А Р А Т О В. Зачем сюда, мы там выпьем; только велите стаканчиков дать, я рюмок не признаю.
Р О Б И Н З О Н. Что ж вы прежде не сказали, что у вас коньяк есть? Сколько дорогого времени-то потеряно!
В О Ж Е В А Т О В. Как он ожил!
Р О Б И Н З О Н. С этим напитком я обращаться умею, я к нему применился.
Паратов и Карандышев уходят в дверь налево.
Эскиз костюма Карандышева к спектаклю Ленинградского театра им. Ленинского комсомола. 1973 г. Художник С. С. Мандель. Из фондов СПбГМТМИ.
Эскиз декорации к спектаклю Курского областного драматического театра им. А. С. Пушкина. 1960 г. Художник В. П. Москаленко. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Кнуров, Вожеватов и Робинзон.
Р О Б И Н З О Н (глядит в дверь налево). Погиб Карандышев. Я начал, а Серж его докончит. Наливают, устанавливаются в позу; живая картина. Посмотрите, какая у Сержа улыбка! Совсем Бертрам*. (Поет из «Роберта».) «Ты мой спаситель. — Я твой спаситель! — И покровитель. — И покровитель». Ну, проглотил. Целуются. (Поет.) «Как счастлив я! — Жертва моя!» Ай, уносит Иван коньяк, уносит! (Громко.) Что ты, что ты, оставь! Я его давно дожидаюсь. (Убегает. )
Из средней двери выходит Илья.
Эскиз костюмов цыган к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
Кнуров, Вожеватов, Илья, потом Паратов.
В О Ж Е В А Т О В. Что тебе, Илья?
И Л Ь Я. Да наши готовы, собрались совсем, на бульваре дожидаются. Когда ехать прикажете?
В О Ж Е В А Т О В. Сейчас все вместе поедем, подождите немного!
И Л Ь Я. Хорошо. Как прикажете, так и будет.
Входит Паратов.
П А Р А Т О В. А, Илья, готовы?
И Л Ь Я. Готовы, Сергей Сергеич.
П А Р А Т О В. Гитара с тобой?
И Л Ь Я. Не захватил, Сергей Сергеич.
П А Р А Т О В. Гитару нужно, слышишь?
И Л Ь Я. Сейчас сбегаю, Сергей Сергеич! (Уходит.)
П А Р А Т О В. Я хочу попросить Ларису Дмитриевну спеть нам что-нибудь, да и поедемте за Волгу.
К Н У Р О В. Не весела наша прогулка будет без Ларисы Дмитриевны. Вот если бы... Дорого можно заплатить за такое удовольствие.
В О Ж Е В А Т О В. Если бы Лариса Дмитриевна поехала, я бы, с радости, всех гребцов по рублю серебром оделил.
П А Р А Т О В. Представьте, господа, я и сам о том же думаю; вот как мы сошлись.
К Н У Р О В. Да есть ли возможность?
П А Р А Т О В. На свете нет ничего невозможного, говорят философы.
К Н У Р О В. А Робинзон, господа, лишний. Потешились, и будет. Напьется он там до звериного образа — что хорошего! Эта прогулка дело серьёзное, он нам совсем не компания. (Указывая в дверь.) Вон он как к коньяку-то прильнул.
Эскиз костюма Ильи-цыгана к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
В О Ж Е В А Т О В. Так не брать его.
П А Р А Т О В. Увяжется как-нибудь!
В О Ж Е В А Т О В. Погодите, господа, я от него отделаюсь. (В дверь.) Робинзон!
Входит Робинзон.
Эскиз декорации к спектаклю Ижевского Русского драматического театра. 1950-е гг. Художник Б. С. Марин. Из фондов Удмурдского музея изобразительных искусств.
Паратов, Кнуров, Вожеватов и Робинзон.
В О Ж Е В А Т О В (тихо). Хочешь ехать в Париж?
Р О Б И Н З О Н. Как в Париж, когда?
В О Ж Е В А Т О В. Сегодня вечером.
Р О Б И Н З О Н. А мы за Волгу сбирались.
В О Ж Е В А Т О В. Как хочешь; поезжай за Волгу, а я в Париж.
Р О Б И Н З О Н. Да ведь у меня паспорта нет.
В О Ж Е В А Т О В. Это уж мое дело.
Р О Б И Н З О Н. Я пожалуй.
В О Ж Е В А Т О В. Так отсюда мы поедем вместе; я тебя завезу домой к себе; там и жди меня, отдохни, усни. Мне нужно заехать по делам места в два.
Р О Б И Н З О Н. А интересно бы и цыган послушать.
В О Ж Е В А Т О В. А ещё артист! Стыдись! Цыганские песни — ведь это невежество. То ли дело итальянская опера или оперетка веселенькая! Вот что тебе надо слушать. Чай, сам играл.
Р О Б И Н З О Н. Еще бы! я в «Птичках певчих»* играл.
В О Ж Е В А Т О В. Кого?
Эскиз костюмов к спектаклю Театра Революции (Москва). 1940 г. Художник В. В. Дмитриев. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Р О Б И Н З О Н. Нотариуса.
В О Ж Е В А Т О В. Ну, как же такому артисту да в Париже не побывать. После Парижа тебе какая цена-то будет!
Р О Б И Н З О Н. Руку!
В О Ж Е В А Т О В. Едешь?
Р О Б И Н З О Н. Еду.
В О Ж Е В А Т О В (Паратову). Как он тут пел из «Роберта»! Что за голос!
П А Р А Т О В. А вот мы с ним в Нижнем на ярмарке* дел наделаем.
Р О Б И Н З О Н. Ещё поеду ли я, спросить надо.
П А Р А Т О В. Что так?
Р О Б И Н З О Н. Невежества я и без ярмарки довольно вижу.
П А Р А Т О В. Ого, как он поговаривать начал!
Р О Б И Н З О Н. Нынче образованные люди в Европу ездят, а не по ярмаркам шатаются.
Эскиз костюма Робинзона к спектаклю Красного театра (Ленинград). 1933 г. Художник М. С. Полярный. Из фондов СПбГМТМИ.
Эскиз декорации к спектаклю Московского драматического театра (бывший Корш). 1932 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
П А Р А Т О В. Какие же государства и какие города Европы вы осчастливить хотите?
Р О Б И Н З О Н. Конечно, Париж, я уж туда давно собираюсь.
В О Ж Е В А Т О В. Мы с ним сегодня вечером едем.
П А Р А Т О В. А, вот что! Счастливого пути! В Париж тебе действительно надо ехать. Там только тебя и недоставало. А где ж хозяин?
Р О Б И Н З О Н. Он там, он говорил, что сюрприз нам готовит.
Входят справа Огудалова и Лариса, слева Карандышев и Иван.
Огудалова, Лариса, Паратов, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев, Иван, потом Илья и Евфросинья Потаповна.
П А Р А Т О В (Ларисе). Что вы нас покинули?
Л А Р И С А. Мне что-то нездоровится.
П А Р А Т О В. А мы сейчас с вашим женихом брудершафт выпили. Теперь уж друзья навек.
Л А Р И С А. Благодарю вас. (Жмет руку Паратову.)
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (Паратову). Серж!
П А Р А Т О В (Ларисе). Вот видите, какая короткость. (Карандышеву.) Что тебе?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Тебя кто-то спрашивает.
П А Р А Т О В. Кто там?
И В А Н. Цыган Илья.
П А Р А Т О В. Так зови его сюда.
Иван уходит.
Господа, извините, что я приглашаю Илью в наше общество. Это мой лучший друг. Где принимают меня, там должны принимать и моих друзей. Это мое правило.
В О Ж Е В А Т О В (Ларисе тихо). Я новую песенку знаю.
Л А Р И С А. Хорошая?
В О Ж Е В А Т О В. Бесподобная! «Веревьюшки веревью, на барышне башмачки»*.
Л А Р И С А. Это забавно.
В О Ж Е В А Т О В. Я вас выучу.
Входит Илья с гитарой.
П А Р А Т О В (Ларисе). Позвольте, Лариса Дмитриевна, попросить вас осчастливить нас! Спойте нам какой-нибудь романс или песенку! Я вас целый год не слыхал, да, вероятно, и не услышу уж более.
К Н У Р О В. Позвольте и мне повторить ту же просьбу!
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Нельзя, господа, нельзя, Лариса Дмитриевна не станет петь.
П А Р А Т О В. Да почем ты знаешь, что не станет? А может быть, и станет.
Л А Р И С А. Извините, господа, я и не расположена сегодня, и не в голосе.
К Н У Р О В. Что-нибудь, что вам угодно!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Уж коли я говорю, что не станет, так не станет.
П А Р А Т О В. А вот посмотрим. Мы попросим хорошенько, на колени станем.
В О Ж Е В А Т О В. Это я сейчас, я человек гибкий.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Нет, нет, и не просите, нельзя; я запрещаю.
О Г У Д А Л О В А. Что вы! Запрещайте тогда, когда будете иметь право, а теперь еще погодите запрещать, рано.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Нет, нет! Я положительно запрещаю.
Л А Р И С А. Вы запрещаете? Так я буду петь, господа.
Карандышев, надувшись, отходит в угол и садится.
П А Р А Т О В. Илья!
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Большого драматического театра (Ленинград). 1935 г. Художник А. Н. Самохвалов. Из фондов Музея БДТ.
И Л Ь Я. Что будем петь, барышня?
Л А Р И С А. «Не искушай».
И Л Ь Я (подстраивая гитару). Вот третий голос надо! Ах, беда! Какой тенор был! От своей от глупости. (Поют в два голоса.)
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей!
Разочарованному чужды
Все обольщения прежних дней.
Все различным образом выражают восторг.
Паратов сидит, запустив руки в волоса.
Во втором куплете слегка пристает Робинзон.
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не хочу предаться вновь
Раз обманувшим сновиденьям.
И Л Ь Я (Робинзону). Вот спасибо, барин. Выручил.
К Н У Р О В (Ларисе). Велико наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас.
П А Р А Т О В (с мрачным видом). Мне кажется, я с ума сойду. (Целует руку Ларисы.)
В О Ж Е В А Т О В. Послушать да и умереть — вот оно что! (Карандышеву.) А вы хотели лишить нас этого удовольствия.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Ленинградского Большого драматического театра. 1935 г. Художник А. Н. Самохвалов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Эскиз декорации к спектаклю МХАТа. 1929 г. Неосуществленная постановка. Художник В. В. Дмитриев. Из фондов Музея МХАТа.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я, господа, не меньше вашего восхищаюсь пением Ларисы Дмитриевны. Мы сейчас выпьем шампанского за ее здоровье.
В О Ж Е В А Т О В. Умную речь приятно и слышать.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (громко). Подайте шампанского!
О Г У Д А Л О В А (тихо). Потише! Что вы кричите!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Помилуйте, я у себя дома. Я знаю, что делаю. (Громко.) Подайте шампанского!
Входит Евфросинья Потаповна.
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Какого тебе еще шампанского? Поминутно то того, то другого.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Не мешайтесь не в свое дело! Исполняйте, что вам приказывают!
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Так поди сам! А уж я ноги отходила; я ещё, может быть, не евши с утра. (Уходит.)
Карандышев идет в дверь налево.
О Г У Д А Л О В А. Послушайте, Юлий Капитоныч!.. (Уходит за Карандышевым.)
П А Р А Т О В. Илья, поезжай! чтоб катера были готовы! Мы сейчас приедем.
Илья уходит в среднюю дверь.
В О Ж Е В А Т О В (Кнурову). Оставим его одного с Ларисой Дмитриевной. (Робинзону.) Робинзон, смотри, Иван коньяк-то убирает.
Р О Б И Н З О Н. Да я его убью. Мне легче с жизнью расстаться!
Уходят налево Кнуров, Вожеватов и Робинзон.
Эскиз костюма Евфросиньи Потаповны к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
Лариса и Паратов.
П А Р А Т О В. Очаровательница! (Страстно глядит на Ларису.) Как я проклинал себя, когда вы пели!
Л А Р И С А. За что?
П А Р А Т О В. Ведь я — не дерево; потерять такое сокровище, как вы, разве легко?
Л А Р И С А. Кто ж виноват?
П А Р А Т О В. Конечно, я, и гораздо более виноват, чем вы думаете. Я должен презирать себя.
Л А Р И С А. За что же, скажите!
П А Р А Т О В. Зачем я бежал от вас! На что променял вас?
Л А Р И С А. Зачем же вы это сделали?
П А Р А Т О В. Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было поправить свое состояние. Да бог с ним, с состоянием! Я проиграл больше, чем состояние, я потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать.
Л А Р И С А. Да, надо правду сказать, вы надолго отравили мою жизнь.
П А Р А Т О В. Погодите, погодите винить меня! Я еще не совсем опошлился, не совсем огрубел; во мне врожденного торгашества нет; благородные чувства еще шевелятся в душе моей. Еще несколько таких минут, да... еще несколько таких минут...
Л А Р И С А (тихо). Говорите!
П А Р А Т О В. Я брошу все расчеты, и уж никакая сила не вырвет вас у меня, разве вместе с моей жизнью.
Л А Р И С А. Чего же вы хотите?
П А Р А Т О В. Видеть вас, слушать вас... Я завтра уезжаю.
Эскиз грима Паратова к спектаклю. 1969 г. Художник Н. А. Ромадин. Из фондов Курганского областного краеведческого музея.
Л А Р И С А (опустя голову). Завтра.
П А Р А Т О В. Слушать ваш очаровательный голос, забывать весь мир и мечтать только об одном блаженстве.
Л А Р И С А (тихо). О каком?
П А Р А Т О В. О блаженстве быть рабом вашим, быть у ваших ног.
Л А Р И С А. Но как же?
П А Р А Т О В. Послушайте: мы едем всей компанией кататься по Волге на катерах — поедемте!
Л А Р И С А. Ах, а здесь? Я не знаю, право... Как же здесь?
П А Р А Т О В. Что такое «здесь»? Сюда сейчас приедут: тётка
Карандышева, барыни в крашеных шелковых платьях; разговор будет о соленых грибах.
Л А Р И С А. Когда же ехать?
П А Р А Т О В. Сейчас.
Л А Р И С А. Сейчас?
П А Р А Т О В. Сейчас или никогда.
Л А Р И С А. Едемте.
П А Р А Т О В. Как, вы решаетесь ехать за Волгу?
Л А Р И С А. Куда вам угодно.
Портрет актрисы К. Ф. Роек в роли Ларисы в спектакле Малого театра (Москва). 1948 г. Художник Ю. Н. Трузе (Терновской). Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина
П А Р А Т О В. С нами, сейчас?
Л А Р И С А. Когда вам угодно.
П А Р А Т О В. Ну, признаюсь, выше и благородней этого я ничего и вообразить не могу. Очаровательное создание! Повелительница моя!
Л А Р И С А. Вы — мой повелитель.
Входят Огудалова, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев и Иван с подносом, на котором стаканы шампанского.
Огудалова, Лариса, Паратов, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев и Иван.
П А Р А Т О В (Кнурову и Вожеватову). Она поедет.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Господа, я предлагаю тост за Ларису Дмитриевну. (Все берут стаканы.) Господа, вы сейчас восхищались талантом Ларисы Дмитриевны. Ваши похвалы — для неё не новость; с детства она окружена поклонниками, которые восхваляют её в глаза при каждом удобном случае. Да-с, талантов у неё действительно много. Но не за них я хочу похвалить её. Главное, неоцененное достоинство Ларисы Дмитриевны — то, господа... то, господа...
В О Ж Е В А Т О В. Спутается.
П А Р А Т О В. Нет, вынырнет, выучил.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. То, господа, что она умеет ценить и выбирать людей. Да-с, Лариса Дмитриевна знает, что не все то золото, что блестит. Она умеет отличать золото от мишуры. Много блестящих молодых людей окружало её; но она мишурным блеском не прельстилась. Она искала для себя человека не блестящего, а достойного...
П А Р А Т О В (одобрительно). Браво, браво!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. И выбрала...
П А Р А Т О В. Вас! Браво! браво!
В О Ж Е В А Т О В и Р О Б И Н З О Н. Браво, браво!
Автопортрет артиста В. В. Лялина в роли Карандышева. Из фондов Сарапульского музея-заповедника.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да, господа, я не только смею, я имею право гордиться и горжусь. Она меня поняла, оценила и предпочла всем. Извините, господа, может быть, не всем это приятно слышать; но я счел своим долгом поблагодарить публично Ларису Дмитриевну за такое лестное для меня предпочтение. Господа, я сам пью и предлагаю выпить за здоровье моей невесты!
П А Р А Т О В, В О Ж Е В А Т О В и Р О Б И Н З О Н.
Ура!П А Р А Т О В (Карандышеву). Ещё есть вино-то?
Эскиз декорации к опере Д. Френкеля Ленинградского Малого оперного театра. 1959 г. Художник А. Ф. Босулаев. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Разумеется, есть; как же не быть? Что ты говоришь? Уж я достану.
П А Р А Т О В. Надо еще тост выпить.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Какой?
П А Р А Т О В. За здоровье счастливейшего из смертных, Юлия Капитоныча Карандышева.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Ах, да. Так ты предложишь? Ты и предложи, Серж! А я пойду похлопочу; я достану. (Уходит.)
К Н У Р О В. Ну, хорошенького понемножку. Прощайте. Я заеду закушу и сейчас же на сборный пункт. (Кланяется дамам.)
В О Ж Е В А Т О В (указывая на среднюю дверь). Здесь пройдите, Мокий Парменыч. Тут прямо выход в переднюю, никто вас и не увидит.
Кнуров уходит.
П А Р А Т О В (Вожеватову). И мы сейчас, едем. (Ларисе.) Собирайтесь!
Лариса уходит направо.
В О Ж Е В А Т О В. Не дождавшись тоста?
П А Р А Т О В. Так лучше.
В О Ж Е В А Т О В. Да чем же?
П А Р А Т О В. Смешнее.
Выходит Лариса с шляпкой в руках.
Эскиз костюма Кнурова. 1964 г. Художник Т. Б. Серебрякова. Из фондов Музея-заповедника «Петергоф».
В О Ж Е В А Т О В. И то смешнее. Робинзон! Едем.
Р О Б И Н З О Н. Куда?
В О Ж Е В А Т О В. Домой, сбираться в Париж
Робинзон и Вожеватов раскланиваются и уходят.
П А Р А Т О В (Ларисе тихо). Едем! (Уходит.)
Л А Р И С А (Огудаловой). Прощай, мама!
О Г У Д А Л О В А. Что ты! Куда ты?
Л А Р И С А. Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге.
О Г У Д А Л О В А. Бог с тобой! Что ты!
Л А Р И С А. Видно, от своей судьбы не уйдешь. (Уходит.)
О Г У Д А Л О В А. Вот, наконец, до чего дошло: всеобщее бегство! Ах, Лариса!.. Догонять мне её иль нет? Нет, зачем!.. Что бы там ни было, все-таки кругом неё люди... А здесь хоть и бросить, так потеря не велика.
Входят Карандышев и Иван с бутылкой шампанского.
Эскиз костюма Огудаловой. 1930-е гг. Художник Н. Е. Айзенберг. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина
Эскиз декорации к спектаклю Куйбышевского драматического театра имени М. Горького. 1950-е гг. Художник Н. Н. Медовщиков. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Огудалова, Карандышев, Иван, потом Евфросинья Потаповна.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я, господа... (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали? Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете? Нет, уж вы-то с Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? — понимаю! Ну, и прекрасно. И мы останемся в тесном семейном кругу... А где же Лариса Дмитриевна? (У двери направо.) Тётенька, у вас Лариса Дмитриевна?
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А (входя). Никакой у меня твоей Ларисы Дмитриевны нет.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Однако что ж это такое, в самом деле! Иван, куда девались все господа и Лариса Дмитриевна?
И В А Н. Лариса Дмитриевна, надо полагать, с господами вместе уехали... Потому как господа за Волгу сбирались, вроде как пикник у них.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Как за Волгу?
И В А Н. На катерах-с. И посуда, и вина, все от нас пошло-с; еще давеча отправили; ну, и прислуга — всё как следует-с.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (садится и хватается за голову). Ах, что же это, что же это!
И В А Н. И цыгане, и музыка с ними — всё как следует.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (с горячностью). Харита Игнатьевна, где ваша дочь? Отвечайте мне, где ваша дочь?
Эскиз костюма Ефросиньи Потаповны к спектаклю Драматического кружка клуба МВД. 1946 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов СПбГМТМИ.
О Г У Д А Л О В А. Я к вам привезла дочь, Юлий Капитоныч; вы мне скажите, где моя дочь!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. И все это преднамеренно, умышленно — все вы вперед сговорились... (Со слезами.) Жестоко, бесчеловечно жестоко!
О Г У Д А Л О В А. Рано было торжествовать-то!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да, это смешно... Я смешной человек... Я знаю сам, что я смешной человек. Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон — ну, смейся надо мной, смейся в глаза! Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной — я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его! Ох, ох! Как мне жить! Как мне жить!
Е В Ф Р О С И Н Ь Я П О Т А П О В Н А. Да полно ты, перестань! Не о чем сокрушаться-то!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. И ведь это не разбойники, это почетные люди... Это всё приятели Хариты Игнатьевны.
О Г У Д А Л О В А. Я ничего не знаю.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Нет, у вас одна шайка, вы все заодно. Но знайте, Харита Игнатьевна, что и самого кроткого человека можно довести до бешенства. Не все преступники — злодеи, и смирный человек решится на преступление, когда ему другого выхода нет. Если мне на белом свете остается только или повеситься от стыда и отчаяния, или мстить, так уж я буду мстить. Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них, каждому, пока не убьют меня самого. (Схватывает со стола пистолет и убегает.)
О Г У Д А Л О В А. Что он взял-то?
И В А Н. Пистолет.
О Г У Д А Л О В А. Беги, беги за ним, кричи, чтоб остановили.
Эскиз костюма Евфросиньи Потаповны к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
Эскизы костюмов к спектаклю Областного театра юного зрителя. 1973 г. Художник А. И. Тарасов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
