Комната в доме Огудаловой; две двери: одна, в глубине, входная; другая налево от актеров; направо окно; мебель приличная, фортепьяно, на нем лежит гитара.
Огудалова
Лариса
Карандышев
Вожеватов
Паратов
Кнуров
Робинзон
Илья-цыган
Лакей Огудаловой
Эскиз декорации «В доме Огудаловой» к спектаклю Ленинградского Театра Краснознаменного Балтфлота. 1941 г. Художник Е. П. Якунина. Из фондов СПбГМТМИ.
О Г У Д А Л О В А. Лариса, Лариса!
Лариса за сценой: «Я, мама, одеваюсь».
Погляди-ка, какой тебе подарок Вася привез!
Лариса за сценой: «После погляжу!»
Какие веши — рублей пятьсот стоят. «Положите, — говорит, — завтра поутру в её комнату и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что я не утерплю, скажу. Я его просила посидеть, не остался, с каким-то иностранцем ездит, город ему показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, — говорит, — этому иностранцу все замечательные трактирные заведения показать». Хотел к нам привезти этого иностранца. (Взглянув в окно.) А вот и Мокий Парменыч! Не выходи, я лучше одна с ним потолкую.
Входит Кнуров.
К Н У Р О В (в дверях). У вас никого нет?
О Г У Д А Л О В А. Никого, Мокий Парменыч.
К Н У Р О В (входит). Ну, и прекрасно.
О Г У Д А Л О В А. На чем записать такое счастье! Благодарна, Мокий Парменыч, очень благодарна, что удостоили. Я так рада, растерялась, право... не знаю, где и посадить вас.
К Н У Р О В. Все равно, сяду где-нибудь. (Садится.)
О Г У Д А Л О В А. А Ларису извините, она переодевается. Да ведь можно её поторопить.
К Н У Р О В. Нет, зачем беспокоить!
О Г У Д А Л О В А. Как это вы вздумали?
К Н У Р О В. Брожу ведь я много пешком перед обедом-то, ну, вот и зашёл.
О Г У Д А Л О В А. Будьте уверены, Мокий Парменыч, что мы за особенное счастье поставляем ваш визит; ни с чем этого сравнить нельзя.
К Н У Р О В. Так выдаете замуж Ларису Дмитриевну?
О Г У Д А Л О В А. Да, замуж, Мокий Парменыч.
К Н У Р О В. Нашелся жених, который берет без денег?
О Г У Д А Л О В А. Без денег, Мокий Парменыч, где ж нам взять денег-то.
Эскиз костюма Огудаловой. 1930-е гг. Художник Ф. Смирнов. Из частной коллекции.
К Н У Р О В. Что ж он, средства имеет большие, жених-то ваш?
О Г У Д А Л О В А. Какие средства! Самые ограниченные.
К Н У Р О В. Да... А как вы полагаете, хорошо вы поступили, что отдаете Ларису Дмитриевну за человека бедного?
О Г У Д А Л О В А. Не знаю, Мокий Парменыч. Я тут ни при чем, её воля была.
Эскиз декорации к спектаклю. 1950-е гг. Художник В. М. Селюков. Из фондов Курганского художественного музея им. Г. А. Травникова
К Н У Р О В. Ну, а этот молодой человек, как, по-вашему: хорошо поступает?
О Г У Д А Л О В А. Что ж, я нахожу, что это похвально с его стороны.
К Н У Р О В. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп. Что он такое, кто его знал, кто на него обращал внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например... Но вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
О Г У Д А Л О В А. Сделайте одолжение, Мокий Парменыч!
К Н У Р О В. Как вы думаете о вашей дочери, что она такое?
О Г У Д А Л О В А. Да уж я не знаю, что и говорить; мне одно осталось: слушать вас.
К Н У Р О В. Ведь в Ларисе Дмитриевне земного, этого житейского, нет. Ну, понимаете, тривиального, что нужно для бедной семейной жизни.
О Г У Д А Л О В А. Ничего нет, ничего.
К Н У Р О В. Ведь это эфир*.
О Г У Д А Л О В А. Эфир, Мокий Парменыч.
К Н У Р О В. Она создана для блеску.
О Г У Д А Л О В А. Для блеску, Мокий Парменыч.
К Н У Р О В. Ну, а может ли ваш Карандышев доставить ей этот блеск?
О Г У Д А Л О В А. Нет, где же!
К Н У Р О В. Бедной полумещанской жизни она не вынесет. Что ж остается ей? Зачахнуть, а потом, как водится, — чахотка.
О Г У Д А Л О В А. Ах, что вы, что вы! Сохрани бог!
Эскиз костюма Кнурова к спектаклю. 1969 г. Художник Н. А. Романдин. Из фондов Курганского областного краеведческого музея.
О Г У Д А Л О В А. Опять беда, Мокий Парменыч: чем нам жить с дочерью!
К Н У Р О В. Ну, эта беда поправимая. Теплое участие сильного, богатого человека...
О Г У Д А Л О В А. Хорошо, как найдется это участие.
Эскиз декорации к спектаклю Курского областного драматического театра им. А. С. Пушкина. 1960 г. Художник В. П. Москаленко. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
К Н У Р О В. Надо постараться приобресть. В таких случаях доброго друга, солидного, прочного иметь необходимо.
О Г У Д А Л О В А. Уж как необходимо-то.
К Н У Р О В. Вы можете мне сказать, что она еще и замуж-то не вышла, что еще очень далеко то время, когда она может разойтись с мужем. Да, пожалуй, может быть, что и очень далеко, а ведь может быть, что и очень близко. Так лучше предупредить вас, чтобы вы еще не сделали какой-нибудь ошибки, чтоб знали, что я для Ларисы Дмитриевны ничего не пожалею. Что вы улыбаетесь?
О Г У Д А Л О В А. Я очень рада, Мокий Парменыч, что вы так расположены к нам.
К Н У Р О В. Вы, может быть, думаете, что такие предложения не бывают бескорыстны?
О Г У Д А Л О В А. Ах, Мокий Парменыч!
К Н У Р О В. Обижайтесь, если угодно, прогоните меня.
О Г У Д А Л О В А (конфузясь). Ах, Мокий Парменыч!
К Н У Р О В. Найдите таких людей, которые посулят вам десятки тысяч даром, да тогда и браните меня. Не трудитесь напрасно искать, не найдете. Но я увлекся в сторону, я пришел не для этих разговоров. Что это у вас за коробочка?
О Г У Д А Л О В А. Это я, Мокий Парменыч, хотела дочери подарок сделать.
К Н У Р О В (рассматривая вещи). Да...
О Г У Д А Л О В А. Да дорого, не по карману.
К Н У Р О В (отдает коробочку). Ну, это пустяки; есть дело поважнее. Вам нужно сделать для Ларисы Дмитриевны хороший гардероб, то есть мало сказать хороший — очень хороший. Подвенечное платье, ну, и все там, что следует.
Портрет В. А. Владиславского в роли Кнурова в спектакле Малого театра (Москва). 1949 г. Художник М. Г. Кулишенко. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
О Г У Д А Л О В А. Да, да, Мокий Парменыч.
К Н У Р О В. Обидно будет видеть, если её оденут кой-как. Так вы закажите все это в лучшем магазине, да не рассчитывайте, не копейничайте! А счеты пришлите ко мне, я заплачу.
О Г У Д А Л О В А. Право, даже уж и слов-то не подберешь, как благодарить вас!
К Н У Р О В. Вот зачем собственно я зашёл к вам. (Встает.)
О Г У Д А Л О В А. А все-таки мне завтра хотелось бы дочери сюрприз сделать. Сердце матери, знаете...
К Н У Р О В (берёт коробочку). Ну, что там такое? Что это стоит?
О Г У Д А Л О В А. Оцените, Мокий Парменыч!
К Н У Р О В. Что тут ценить! Пустое дело! Триста рублей это стоит. (Достает из бумажника деньги и отдает Огудаловой.) До свиданья! Я пойду еще побродить, я нынче на хороший обед рассчитываю. За обедом увидимся. (Идет к двери.)
О Г У Д А Л О В А. Очень, очень вам благодарна за все, Мокий Парменыч, за всё!
Кнуров уходит. Входит Лариса с корзинкой в руках.
Лариса Огудалова. Зарисовка к спектаклю Малого театра (Москва). 1948. Художник В. Я. Тарасова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина
Эскиз декорации к спектаклю МХАТа. 1929 г. Неосуществленная постановка. Художник В. В. Дмитриев. Из фондов Музея МХАТа.
Л А Р И С А (ставит корзинку на столик и рассматривает вещи в коробочке). Это Вася-то подарил? Недурно. Какой милый!
О Г У Д А Л О В А. Недурно. Это очень дорогие вещи. Будто ты и не рада?
Л А Р И С А. Никакой особенной радости не чувствую.
О Г У Д А Л О В А. Ты поблагодари Васю, так шепни ему на ухо: «благодарю, мол». И Кнурову тоже.
Л А Р И С А. А Кнурову за что?
О Г У Д А Л О В А. Уж так надо, я знаю, за что.
Л А Р И С А. Ах, мама, все-то у тебя секреты да хитрости.
О Г У Д А Л О В А. Ну, ну, хитрости! Без хитрости на свете не проживешь.
Л А Р И С А (берет гитару, садится к окну и запевает).
Матушка, голубушка, солнышко мое,
Пожалей, родимая, дитятко твое!*
Юлий Капитоныч хочет в мировые судьи* баллотироваться.
О Г У Д А Л О В А. Ну, вот и прекрасно. В какой уезд?
Л А Р И С А. В Заболотье!
О Г У Д А Л О В А. Ай, в лес ведь это. Что ему вздумалось такую даль?
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
О Г У Д А Л О В А. Что ж, ничего, и там люди живут.
Л А Р И С А. Мне хоть бы в лес, да только поскорей отсюда вырваться.
О Г У Д А Л О В А. Да оно и хорошо в захолустье пожить, там и твой Карандышев мил покажется; пожалуй, первым человеком в уезде будет; вот помаленьку и привыкнешь к нему.
Л А Р И С А. Да он и здесь хорош, я в нем ничего не замечаю дурного.
О Г У Д А Л О В А. Ну, что уж! Такие ль хорошие-то бывают!
Л А Р И С А. Конечно, есть и лучше, я сама это очень хорошо знаю.
О Г У Д А Л О В А. Есть, да не про нашу честь.
Л А Р И С А. Теперь для меня и этот хорош. Да что толковать, дело решеное.
О Г У Д А Л О В А. Я ведь только радуюсь, что он тебе нравится. Слава богу. Осуждать его перед тобой я не стану; а и притворяться-то нам друг перед другом нечего — ты сама не слепая.
Л А Р И С А. Я ослепла, я все чувства потеряла, да и рада. Давно уж точно во сне все вижу, что кругом меня происходит. Нет, уехать надо, вырваться отсюда. Я стану приставать к Юлию Капитонычу. Скоро и лето пройдет, а я хочу гулять по лесам, собирать ягоды, грибы...
О Г У Д А Л О В А. Вот для чего ты корзиночку-то приготовила! Понимаю теперь. Ты уж и шляпу соломенную с широкими полями заведи, вот и будешь пастушкой.
Л А Р И С А. И шляпу заведу. (Запевает.)
Не искушай меня без нужды*.
Там спокойствие, тишина.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
О Г У Д А Л О В А. А вот сентябрь настанет, так не очень тихо будет, ветер-то загудит в окна.
Л А Р И С А. Ну, что ж такое.
О Г У Д А Л О В А. Волки завоют на разные голоса.
Л А Р И С А. Все-таки лучше, чем здесь. Я по крайней мере душой отдохну.
О Г У Д А Л О В А. Да разве я тебя отговариваю? Поезжай, сделай милость, отдыхай душой! Только знай, что Заболотье не Италия. Это я обязана тебе сказать; а то, как ты разочаруешься, так меня же будешь винить, что я тебя не предупредила.
Л А Р И С А. Благодарю тебя. Но пусть там и дико, и глухо, и холодно; для меня после той жизни, которую я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем. Что это Юлий Капитоныч медлит, я не понимаю.
О Г У Д А Л О В А. До деревни ль ему! Ему покрасоваться хочется. Да и не удивительно: из ничего, да в люди попал.
Л А Р И С А (напевает).
Не искушай меня без нужды.
Экая досада, не налажу никак... (Взглянув в окно.) Илья, Илья! Зайди на минутку. Наберу с собой в деревню романсов и буду играть да петь от скуки.
Входит Илья.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
Эскиз декорации к спектаклю Драматического кружка клуба МВД. 1946 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково.
И Л Ь Я. С праздником! Дай бог здорово да счастливо! (Кладет фуражку на стул у двери.)
Л А Р И С А. Илья, наладь мне: «Не искушай меня без нужды!» Всё сбиваюсь. (Подает гитару.)
И Л Ь Я. Сейчас, барышня. (Берет гитару и подстраивает.) Хороша песня; она в три голоса хороша, тенор надо: второе колено делает... Больно хорошо. А у нас беда, ах, беда!
О Г У Д А Л О В А. Какая беда?
И Л Ь Я. Антон у нас есть, тенором поет.
О Г У Д А Л О В А. Знаю, знаю.
И Л Ь Я. Один тенор и есть, а то все басы. Какие басы, какие басы! А тенор один Антон.
О Г У Д А Л О В А. Так что ж?
И Л Ь Я. Не годится в хор, — хоть брось.
О Г У Д А Л О В А. Нездоров?
И Л Ь Я. Нет, здоров, совсем невредимый.
О Г У Д А Л О В А. Что же с ним?
Эскиз костюма цыгана к спектаклю Ленинградского Большого драматического театра. 1948 г. Художник В. В. Дмитриев. Из фондов Музея БДТ.
И Л Ь Я. Пополам перегнуло набок, совсем углом; так глаголем* и ходит, другая неделя. Ах, беда! Теперь в хоре всякий лишний человек дорого стоит; а без тенора как быть! К дохтору ходил, дохтор и говорит: «Через неделю, через две отпустит, опять прямой будешь». А нам теперь его надо.
Л А Р И С А. Да ты пой.
И Л Ь Я. Сейчас, барышня. Секунда* фальшивит. Вот беда, вот беда! В хоре надо браво стоять, а его набок перегнуло.
О Г У Д А Л О В А. От чего это с ним?
Эскиз декорации к спектаклю Ленинградского областного драматического театра. 1945 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов СПбГМТМИ.
И Л Ь Я. Ну, не вам будь сказано, гулял, так гулял, так гулял. Я говорю: «Антон, наблюдай эту осторожность!» А он не понимает. Ах, беда, ах, беда! Теперь сто рублей человек стоит, вот какое дело у нас; такого барина ждем. А Антона набок свело. Какой прямой цыган был, а теперь кривой. (Запевает басом.) «Не искушай...»
Голос в окно: «Илья, Илья, ча адари́к! ча сеге́р!»*
Палсо? Со туке требе?*
Голос с улицы: «Иди, барин приехал!»
Хохавеса!*
Голос с улицы: «Верно приехал!»
Некогда, барышня, барин приехал. (Кладет гитару и берет фуражку.)
О Г У Д А Л О В А. Какой барин?
И Л Ь Я. Такой барин, ждём не дождёмся: год ждали — вот какой барин! (Уходит.)
Зарисовка цыгана к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. Я. Тарасова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
О Г У Д А Л О В А. Кто же бы это приехал? Должно быть, богатый и, вероятно, Лариса, холостой, коли цыгане так ему обрадовались. Видно, уж так у цыган и живет. Ах, Лариса, не прозевали ли мы жениха? Куда торопиться-то было?
Л А Р И С А. Ах, мама, мало, что ли, я страдала? Нет, довольно унижаться.
О Г У Д А Л О В А. Экое страшное слово сказала: «унижаться»! Испугать, что ли, меня вздумала? Мы люди бедные, нам унижаться-то всю жизнь. Так уж лучше унижаться смолоду, чтоб потом пожить по-человечески.
Л А Р И С А. Нет, не могу; тяжело, невыносимо тяжело.
О Г У Д А Л О В А. А легко-то ничего не добудешь, всю жизнь и останешься ничем.
Л А Р И С А. Опять притворяться, опять лгать!
О Г У Д А Л О В А. И притворяйся, и лги! Счастье не пойдет за тобой, если сама от него бегаешь.
Входит Карандышев.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Красного театра (Ленинград). 1933 г. Художник М. С. Полярный. Из фондов СПбГМТМИ.
Эскиз декорации к спектаклю Московского драматического театра (бывший Корш). 1932 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов Музея МХАТа.
О Г У Д А Л О В А. Юлий Капитоныч, Лариса у нас в деревню собралась, вон и корзинку для грибов приготовила!
Л А Р И С А. Да, сделайте для меня эту милость, поедемте поскорей!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я вас не понимаю; куда вы торопитесь, зачем?
Л А Р И С А. Мне так хочется бежать отсюда.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (запальчиво). От кого бежать? Кто вас гонит? Или вы стыдитесь за меня, что ли?
Л А Р И С А (холодно). Нет, я за вас не стыжусь. Не знаю, что дальше будет, а пока вы мне еще повода не подали.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Так зачем бежать, зачем скрываться от людей! Дайте мне время устроиться, опомниться, прийти в себя! Я рад, я счастлив... дайте мне возможность почувствовать всю приятность моего положения!
О Г У Д А Л О В А. Повеличаться.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да, повеличаться, я не скрываю. Я много, очень много перенес уколов для своего самолюбия, моя гордость не раз была оскорблена; теперь я хочу и вправе погордиться и повеличаться.
Л А Р И С А. Вы когда же думаете ехать в деревню?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. После свадьбы, когда вам угодно, хоть на другой день. Только венчаться — непременно здесь; чтоб не сказали, что мы прячемся, потому что я не жених вам, не пара, а только та соломинка, за которую хватается утопающий.
Л А Р И С А. Да ведь последнее-то почти так, Юлий Капитоныч, вот это правда.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (с сердцем). Так правду эту вы и знайте про себя! (Сквозь слезы.) Пожалейте вы меня хоть сколько-нибудь! Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите меня, что выбор ваш был свободен.
Л А Р И С А. Зачем это?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Как зачем? Разве вы уж совсем не допускаете в человеке самолюбия?
Эскиз костюма Карандышева к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
Л А Р И С А. Самолюбие! Вы только о себе. Все себя любят! Когда же меня-то будет любить кто-нибудь? Доведете вы меня до погибели.
О Г У Д А Л О В А. Полно, Лариса, что ты?
Л А Р И С А. Мама, я боюсь, я чего-то боюсь. Ну, послушайте: если уж свадьба будет здесь, так, пожалуйста, чтобы поменьше было народу, чтобы как можно тише, скромнее!
О Г У Д А Л О В А. Нет, ты не фантазируй! Свадьба — так свадьба; я Огудалова, я нищенства не допущу. Ты у меня заблестишь так, что здесь и не видывали.
Эскиз декорации к опере Д. Френкеля «Бесприданница» Ленинградского Малого оперного театра. 1959 г. Художник А. Ф. Босулаев. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да и я ничего не пожалею.
Л А Р И С А. Ну, я молчу. Я вижу, что я для вас кукла; поиграете вы мной, изломаете и бросите.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Вот и обед сегодня для меня обойдется недешево.
О Г У Д А Л О В А. А этот обед ваш я считаю уж совсем лишним — напрасная трата.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да если б он стоил мне вдвое, втрое, я б не пожалел денег.
О Г У Д А Л О В А. Никому он не нужен.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Мне нужен.
Л А Р И С А. Да зачем, Юлий Капитоныч?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Лариса Дмитриевна, три года я терпел унижения, три года я сносил насмешки прямо в лицо от ваших знакомых; надо же и мне, в свою очередь, посмеяться над ними.
О Г У Д А Л О В А. Что вы еще придумываете! Ссору, что ли, затеять хотите? Так мы с Ларисой и не поедем.
Л А Р И С А. Ах, пожалуйста, не обижайте никого!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Не обижайте! А меня обижать можно? Да успокойтесь, никакой ссоры не будет, все будет очень мирно. Я предложу за вас тост и поблагодарю вас публично за счастье, которое вы делаете мне своим выбором, за то, что вы отнеслись ко мне не так, как другие, что вы оценили меня и поверили в искренность моих чувств. Вот и всё, вот и вся моя месть!
О Г У Д А Л О В А. И все это совсем не нужно.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Нет, уж эти фаты* одолели меня своим фанфаронством*. Ведь не сами они нажили богатство; что ж они им хвастаются! По пятнадцати рублей за порцию чаю бросать!
О Г У Д А Л О В А. Всё это вы на бедного Васю нападаете.
Лариса в испуге встаёт.
О Г У Д А Л О В А. А, так вот кто!
Л А Р И С А. Поедемте в деревню, сейчас поедемте!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Теперь-то и не нужно ехать.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
О Г У Д А Л О В А. Ты сумасшедшая.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Чего вы боитесь?
Л А Р И С А. Я не за себя боюсь.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. За кого же?
Л А Р И С А. За вас.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. О, за меня не бойтесь! Я в обиду не дамся. Попробуй он только задеть меня, так увидит.
О Г У Д А Л О В А. Нет, что вы! Сохрани вас бог! Это ведь не Вася. Вы поосторожнее с ним, а то жизни не рады будете.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (у окна). Вот, изволите видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд и цыган на козлах с кучером. Какую пыль в глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда нет, пусть тешится; а в сущности-то и гнусно, и глупо.
Л А Р И С А (Карандышеву). Пойдемте, пойдемте ко мне в комнату. Мама, прими сюда, пожалуйста, отделайся от его визитов!
Лариса и Карандышев уходят. Входит Паратов.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Фрунзенского театра русской драмы им. Н. К. Крупской. 1951 г. Художник А. М. Торопов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Эскиз декорации к спектаклю Драматического кружка клуба МВД. 1946 г. Художник М. А. Григорьев. Из фондов СПбГМТМИ.
П А Р А Т О В (всю сцену ведет в шутливо-серьезном тоне). Тётенька, ручку!
О Г У Д А Л О В А (простирая руки). Ах, Сергей Сергеич! Ах, родной мой!
П А Р А Т О В. В объятия желаете заключить? Можно. (Обнимаются и целуются.)
О Г У Д А Л О В А. Каким ветром занесло? Проездом, вероятно?
П А Р А Т О В. Нарочно сюда, и первый визит к вам, тётенька.
О Г У Д А Л О В А. Благодарю. Как поживаете, как дела ваши?
П А Р А Т О В. Гневить бога нечего, тётенька, живу весело, а дела не важны.
О Г У Д А Л О В А (поглядев на Паратова). Сергей Сергеич, скажите, мой родной, что это вы тогда так вдруг исчезли?
П А Р А Т О В. Неприятную телеграмму получил, тётенька.
О Г У Д А Л О В А. Какую?
П А Р А Т О В. Управители мои и управляющие свели без меня домок мой в ореховую скорлупку-с. Своими операциями довели было до аукционной продажи мои пароходики и все движимое и недвижимое имение. Так я полетел тогда спасать свои животишки-с.
Эскиз костюма Паратова к спектаклю Фрунзенского театра русской драмы им. Н.К. Крупской. 1951 г. Художник А. М. Торопов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
О Г У Д А Л О В А. И, разумеется, всё спасли и все устроили.
П А Р А Т О В. Никак нет-с; устроил, да не совсем, брешь порядочная осталась. Впрочем, тётенька, духу не теряю и веселого расположения не утратил.
О Г У Д А Л О В А. Вижу, что не утратил.
П А Р А Т О В. На одном потеряем, на другом выиграем, тётенька; вот наше дело какое.
О Г У Д А Л О В А. На чем же вы выиграть хотите? Новые обороты завели?
П А Р А Т О В. Не нам, легкомысленным джентльменам, новые обороты заводить! За это в долговое отделение*, тётенька. Хочу продать свою волюшку.
О Г У Д А Л О В А. Понимаю: выгодно жениться хотите. А во сколько вы цените свою волюшку?
П А Р А Т О В. В полмиллиона-с.
О Г У Д А Л О В А. Порядочно.
П А Р А Т О В. Дешевле, тетенька, нельзя-с, расчету нет, себе дороже, сами знаете.
О Г У Д А Л О В А. Молодец мужчина.
П А Р А Т О В. С тем возьмите.
О Г У Д А Л О В А. Экой сокол! Глядеть на тебя да радоваться.
П А Р А Т О В. Очень лестно слышать от вас. Ручку пожалуйте! (Целует руку.)
О Г У Д А Л О В А. А покупатели, то есть покупательницы-то, есть?
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Ленинградского областного драматического театра. 1945 г. Художник М. А. Григорьев. Постановка не осуществлена. Из фондов СПбГМТМИ.
О Г У Д А Л О В А. Извините за нескромный вопрос!
П А Р А Т О В. Коли очень нескромный, так не спрашивайте: я стыдлив.
О Г У Д А Л О В А. Да полно тебе шутить-то! Есть невеста или нет? Коли есть, так кто она?
П А Р А Т О В. Хоть зарежьте, не скажу.
О Г У Д А Л О В А. Ну, как знаешь.
П А Р А Т О В. Я бы желал засвидетельствовать свое почтение Ларисе Дмитриевне. Могу я её видеть?
О Г У Д А Л О В А. Отчего же. Я её сейчас пришлю к вам. (Берет футляр с вещами.) Да вот, Сергей Сергеич, завтра Ларисы рождение, хотелось бы подарить ей эти вещи, да денег много не хватает.
П А Р А Т О В. Тётенька, тётенька! ведь уж человек с трех взяла! Я тактику-то вашу помню.
О Г У Д А Л О В А (берет Паратова за ухо). Ах ты, проказник!
П А Р А Т О В. Я завтра сам привезу подарок, получше этого.
О Г У Д А Л О В А. Я позову к вам Ларису. (Уходит.)
Входит Лариса.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Малого театра (Москва). 2012 г. Художник А. А. Трефилов. Из архива художника.
Эскиз к фильму «Бесприданница». 1936 г. Художник Г. Я. Коростылев. Из фондов «Государственного центрального музея кино».
П А Р А Т О В. Не ожидали?
Л А Р И С А. Нет, теперь не ожидала. Я ждала вас долго, но уж давно перестала ждать.
П А Р А Т О В. Отчего же перестали ждать?
Л А Р И С А. Не надеялась дождаться. Вы скрылись так неожиданно, и ни одного письма...
П А Р А Т О В. Я не писал потому, что не мог сообщить вам ничего приятного.
Л А Р И С А. Я так и думала.
П А Р А Т О В. И замуж выходите?
Л А Р И С А. Да, замуж.
П А Р А Т О В. А позвольте вас спросить: долго вы меня ждали?
Л А Р И С А. Зачем вам знать это?
П А Р А Т О В. Мне не для любопытства, Лариса Дмитриевна; меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека: на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц... имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила»* и так далее.
Л А Р И С А. На ваш вопрос я вам не отвечу, Сергей Сергеич; можете думать обо мне, что вам угодно.
П А Р А Т О В. Об вас я всегда буду думать с уважением; но женщины вообще, после вашего поступка, много теряют в глазах моих.
Эскиз костюма Паратова к спектаклю Ленинградского Большого драматического театра. 1935 г. Художник А. Н. Самохвалов.
Л А Р И С А. Да какой мой поступок? Вы ничего не знаете.
П А Р А Т О В. Эти «кроткие, нежные взгляды», этот сладкий любовный шёпот, — когда каждое слово чередуется с глубоким вздохом, — эти клятвы... И все это через месяц повторяется другому, как выученный урок. О, женщины!
Л А Р И С А. Что «женщины»?
П А Р А Т О В. Ничтожество вам имя!*
Л А Р И С А. Ах, как вы смеете так обижать меня? Разве вы знаете, что я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в этом?
П А Р А Т О В. Я не уверен, но полагаю.
Л А Р И С А. Чтобы так жестоко упрекать, надо знать, а не полагать.
П А Р А Т О В. Вы выходите замуж?
Л А Р И С А. Но что меня заставило... Если дома жить нельзя, если во время страшной, смертельной тоски заставляют любезничать, улыбаться, навязывают женихов, на которых без отвращения нельзя смотреть, если в доме скандалы, если надо бежать и из дому и даже из городу?
П А Р А Т О В. Лариса, так вы?.
Л А Р И С А. Что «я»? Ну, что вы хотели сказать?
П А Р А Т О В. Извините! Я виноват перед вами. Так вы не забыли меня, вы ещё... меня любите?
Лариса молчит.
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Театра Революции (Москва). 1940 г. Художник В. В. Дмитриев. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Ну, скажите, будьте откровенны!
Л А Р И С А. Конечно, да. Нечего и спрашивать.
П А Р А Т О В (нежно целует руку Ларисы). Благодарю вас, благодарю.
Эскиз декорации к спектаклю Александринского театра. 1915 г. Художник П. Б. Ламбин. Из фондов СПбГМТМИ.
П А Р А Т О В. Уступить вас я могу, я должен по обстоятельствам; но любовь вашу уступить было бы тяжело.
Л А Р И С А. Неужели?
П А Р А Т О В. Если бы вы предпочли мне кого-нибудь, вы оскорбили бы меня глубоко, и я нелегко бы простил вам это.
Л А Р И С А. А теперь?
П А Р А Т О В. А теперь я во всю жизнь сохраню самое приятное воспоминание о вас, и мы расстанемся, как лучшие друзья.
П А Р А Т О В. Что делать, Лариса Дмитриевна! В любви равенства нет, это уж не мной заведено. В любви приходится иногда и плакать.
Л А Р И С А. И непременно женщине?
П А Р А Т О В. Уж, разумеется, не мужчине.
Л А Р И С А. Да почему?
П А Р А Т О В. Очень просто; потому что если мужчина заплачет, так его бабой назовут; а эта кличка для мужчины хуже всего, что только может изобресть ум человеческий.
Л А Р И С А. Кабы любовь-то была равная с обеих сторон, так слез-то бы не было. Бывает это когда-нибудь?
П А Р А Т О В. Изредка случается. Только уж это какое-то кондитерское пирожное выходит, какое-то безе.
Л А Р И С А. Сергей Сергеич, я сказала вам то, чего не должна была говорить; я надеюсь, что вы ж употребите во зло моей откровенности.
Портрет артиста М. Ф. Ленина в роли Паратова в спектакле Театра «Комедия» (бывший Корш) (Москва). 1922 г. Художник Ю. Д. Бржевская. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
П А Р А Т О В. Помилуйте, за кого же вы меня принимаете! Если женщина свободна, ну, тогда другой разговор... Я, Лариса Дмитриевна, человек с правилами, брак для меня дело священное. Я этого вольнодумства терпеть не могу. Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
Л А Р И С А. Нет, одним только.
П А Р А Т О В. Немного.
Л А Р И С А. Зато дорогим.
П А Р А Т О В. А именно?
Л А Р И С А. Он любит меня.
П А Р А Т О В. Действительно дорогим; это для домашнего обихода очень хорошо.
Входят Огудалова и Карандышев.
Лариса Огудалова. Зарисовка к спектаклю Малого театра (Москва). 1948. Художник В. Я. Тарасова. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Эскиз декорации к спектаклю Тамбовского областного драматического театра им. А. В. Луначарского. 1948 г. Художник А. И. Побережская. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина
О Г У Д А Л О В А. Позвольте вас познакомить, господа! (Паратову.) Юлий Капитоныч Карандышев. (Карандышеву.) Сергей Сергеич Паратов.
П А Р А Т О В (подавая руку Карандышеву). Мы уже знакомы. (Кланяясь.) Человек с большими усами и малыми способностями. Прошу любить и жаловать. Старый друг Хариты Игнатьевны и Ларисы Дмитриевны.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (сдержанно). Очень приятно.
О Г У Д А Л О В А. Сергей Сергеич у нас в доме как родной.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Очень приятно.
П А Р А Т О В (Карандышеву). Вы не ревнивы?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я надеюсь, что Лариса Дмитриевна не подаст мне никакого повода быть ревнивым.
П А Р А Т О В. Да ведь ревнивые люди ревнуют без всякого повода.
Л А Р И С А. Я ручаюсь, что Юлий Капитоныч меня ревновать не будет.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да, конечно; но если бы...
П А Р А Т О В. О да, да. Вероятно, это было бы что-нибудь очень ужасное.
О Г У Д А Л О В А. Что вы, господа, затеяли! Разве нет других разговоров, кроме ревности!
Портрет артиста Н. Л. Афанасьева в роли Карандышева в спектакле «Бесприданница» Малого театра (Москва). 1949 г. Художник М. Г. Кулишенко. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Л А Р И С А. Мы, Сергей Сергеич, скоро едем в деревню.
П А Р А Т О В. От прекрасных здешних мест?*
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Что же вы находите здесь прекрасного?
П А Р А Т О В. Ведь это как кому; на вкус, на цвет образца нет.
О Г У Д А Л О В А. Правда, правда. Кому город нравится, а кому деревня.
П А Р А Т О В. Тётенька, у всякого свой вкус: один любит арбуз, а другой — свиной хрящик.
О Г У Д А Л О В А. Ах, проказник! Откуда вы столько пословиц знаете?
П А Р А Т О В. С бурлаками* водился, тётенька, так русскому языку
выучишься.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. У бурлаков учиться русскому языку?
П А Р А Т О В. А почему ж у них не учиться?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да потому, что мы считаем их...
П А Р А Т О В. Кто это: мы?
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (разгорячась). Мы, то есть образованные люди, а не бурлаки.
П А Р А Т О В. Ну-с, чем же вы считаете бурлаков? Я судохозяин и вступаюсь за них; я сам такой же бурлак.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Мы считаем их образцом грубости и невежества.
П А Р А Т О В. Ну, далее, господин Карандышев!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Всё, больше ничего.
Эскиз костюма Паратова к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
П А Р А Т О В. Нет, не всё, главного недостает: вам нужно просить извинения.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Мне — извиняться!
П А Р А Т О В. Да, уж нечего делать, надо.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Да с какой стати? Это мое убеждение.
П А Р А Т О В. Но-но-но-но! Отвилять нельзя.
О Г У Д А Л О В А. Господа, господа, что вы!
П А Р А Т О В. Не беспокойтесь, я за это на дуэль не вызову: ваш жених цел останется; я только поучу его. У меня правило: никому ничего не прощать; а то страх забудут, забываться станут.
Л А Р И С А (Карандышеву). Что вы делаете? Просите извинения сейчас, я вам приказываю.
П А Р А Т О В (Огудаловой). Кажется, пора меня знать. Если я кого хочу поучить, так на неделю дома запираюсь да казнь придумываю.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В (Паратову). Я не понимаю.
П А Р А Т О В. Так выучитесь прежде понимать, да потом и разговаривайте!
О Г У Д А Л О В А. Сергей Сергеич, я на колени брошусь перед вами; ну, ради меня, извините его!
Эскиз костюма Ларисы к спектаклю Саратовского драматического театра им. Карла Маркса. 1936 г. Художник В. В. Кисимов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
П А Р А Т О В (Карандышеву). Благодарите Хариту Игнатьевну. Я вас прощаю. Только, мой родной, разбирайте людей! Я еду-еду, не свищу, а наеду — не спущу*.
Карандышев хочет отвечать.
О Г У Д А Л О В А. Не возражайте, не возражайте! А то я с вами поссорюсь. Лариса! Вели шампанского подать да налей им по стаканчику — пусть выпьют мировую.
Лариса уходит.
И уж, господа, пожалуйста, не ссорьтесь больше. Я женщина мирного характера; я люблю, чтоб все дружно было, согласно.
П А Р А Т О В. Я сам мирного характера, курицы не обижу, я никогда первый не начну; за себя я вам ручаюсь.
О Г У Д А Л О В А. Юлий Капитоныч, вы — ещё молодой человек, вам надо быть поскромнее, горячиться не следует. Извольте-ка вот пригласить Сергея Сергеича на обед, извольте непременно! Нам очень приятно быть с ним вместе.
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Я и сам хотел. Сергей Сергеич, угодно вам откушать у меня сегодня?
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Московского драматического театра (бывший Корш). 1932 г. Художник Н. П. Крымов. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Входит Лариса, за ней человек с бутылкой шампанского в руках и стаканами на подносе.
Л А Р И С А (наливает). Господа, прошу покорно.
Паратов и Карандышев берут стаканы.
Прошу вас быть друзьями.
Эскиз декорации к спектаклю Ижевского Русского драматического театра. 1950-е гг. Художник Б. С. Марин. Из фондов Удмурдского музея изобразительных искусств.
П А Р А Т О В. Ваша просьба для меня равняется приказу.
О Г У Д А Л О В А (Карандышеву). Вот и вы берите пример с Сергея Сергеича!
К А Р А Н Д Ы Ш Е В. Про меня нечего и говорить: для меня каждое слово Ларисы Дмитриевны — закон.
Входит Вожеватов.
Робинзон входит.
Робинзон целует руки у Огудаловой и Ларисы.
Эскиз костюма Робинзона к спектаклю Малого театра (Москва). 1948 г. Художник В. И. Козлинский. Из архива Малого театра.
Эскиз костюма Вожеватова к спектаклю Фрунзенского театра русской драмы им. Н. К. Крупской. 1951 г. Художник А. М. Торопов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».
Огудалова и Лариса уходят за Карандышевым в переднюю.
Эскиз костюма Огудаловой к спектаклю Фрунзенского театра русской драмы им. Н. К. Крупской. 1951 г. Художник А. М. Торопов. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково»
В О Ж Е В А Т О В. Понравился вам жених?
П А Р А Т О В. Чему тут нравиться! Кому он может нравиться! А ещё разговаривает, гусь лапчатый*.
В О Ж Е В А Т О В. Разве было что?
П А Р А Т О В. Был разговор небольшой. Топорщился тоже, как и человек, петушиться тоже вздумал. Да погоди, дружок, я над тобой, дружок, потешусь. (Ударив себя по лбу.) Ах, какая мысль блестящая! Ну, Робинзон, тебе предстоит работа трудная, старайся...
В О Ж Е В А Т О В. Что такое?
П А Р А Т О В. А вот что... (Прислушиваясь.) Идут. После скажу, господа.
Входят Огудалова и Лариса.
Честь имею кланяться.
В О Ж Е В А Т О В. До свидания!
Раскланиваются.
Портрет артиста С. С. Линдина в роли Робинзона в спектакле «Бесприданница» Театра «Комедия» (бывший Корш) (Москва). 1922 г. Художник Ю. Д. Бржевская. Из фондов ГЦТМ им. А. А. Бахрушина.
Эскизы костюмов к спектаклю Днепропетровского украинского драматического театра им. Т. Г. Шевченко. 1945 г. Художник Н. Н. Королев. Из фондов Музея-заповедника А. Н. Островского «Щелыково».